Владимир СТЕРЖАКОВ: я привык работать на кураже
БОСС-стиль | Гостиная
Текст | Юрий КУЗЬМИН, Анастасия САЛОМЕЕВА
Любимой профессии известный российский актер Владимир Стержаков отдал почти 40 лет жизни и считает ее великой. Однако многое из того, что происходит сегодня в российском театре и кино, его огорчает, и в первую очередь это отсутствие профессионализма.
— Владимир Александрович, вы родом из Таллина. Что значит для вас этот город?
— В Таллине у меня все: мои корни, почти вся родня (здесь, в России, очень мало близких мне по крови людей), друзья. В Таллине я родился, ходил в детский садик, учился в школе.
Там я в десятом классе начал заниматься театром — вечерами учился в студии при Русском драмтеатре, а утром была школа. Это вспоминается как весьма азартное время. Я ребенок из бараков, где об искусстве вспоминали только в праздники, когда кто-то брал в руки гармошку и все под нее пели и плясали. Слово «театр» у нас в бараках практически никто не произносил: те, кто там жил, были работягами, фронтовиками, прошедшими ту страшную войну.
Таллин — это моя родина, где дом, в котором я родился, где живут мои сестры, племянники… Этим сказано все.
— После распада Советского Союза Россия и Эстония оказались разобщены. Сегодня у нас много говорят об эстонском национализме. Может быть, здесь есть некоторое преувеличение?
— Мне трудно судить. Я приезжаю в Таллин очень локально, мне некогда заниматься политикой. Тем более что у меня есть такое качество — я патриот, но при этом человек весьма аполитичный. Ни одному из политиков я не могу верить, да никогда и не верил, потому что как актер я всегда чувствую какую-то недосказанность, неискренность, фальшь — это, к сожалению, присутствует у любого политика.
Но если сейчас у меня много вопросов по поводу нашей внутренней политики, то по крайней мере по поводу внешней политики у меня вопросов не возникает — есть только чувство уважения к тем, кто ее проводит. Я хорошо помню, как было попрано наше чувство достоинства в 90-е годы. Я тогда работал в Московском Художественном театре. Раз в месяц к нам приезжала фура из Голландии, которая привозила гуманитарную помощь России: килограмм сахара, килограмм риса, сухое молоко, тушенку, пакетики с какими-то продуктами… Это было унизительно! Многие актеры Московского Художественного театра, известнейшие и всеми любимые народные артисты, после репетиций уезжали в ночь «бомбить» на машинах — им нужно было на что-то кормить свои семьи, ведь кино тогда практически не снималось.
Так что сказать спасибо тем людям, которые развалили мою Родину, я никак не могу. Ничего, кроме презрения — человеческого и гражданского, я к ним не испытываю. Того, что они сделали, я не приму никогда. И мне кажется, что корень зла — там, вся наша сегодняшняя разобщенность — оттуда.
— Вы всегда хотели стать актером, или это призвание пришло как-то само собой?
— В этом смысле у меня все довольно банально, и с профессией получилось весьма прозаично. В десятом классе я увидел объявление в газете о том, что Русский драматический театр в Таллине набирает учеников в театральную студию. Друзья мне почему-то сказали: «Пойдем, тебе надо туда». Мы пришли, и я поступил. В Русском драмтеатре для меня сделали исключение — разрешили утром учиться в школе, вечером заниматься в студии. С этого все и началось.
— То есть вы не грезили об актерстве с детства?
— Нет, у меня очень трудный был подростковый период: я бросал школу, не хотел учиться, мне нравилось играть на гитаре и носить клеш. Ни о каком театре я, конечно, не думал, но, когда переступил порог этого дома, моя жизнь изменилась полностью.
— Мне кажется, хорошего актера можно распознать, когда какое-то время не можешь избавиться от тех чувств, которые вызвал сыгранный им герой. Я, например, надолго запомнил вашу роль в сериале «Разведчики», где вы играли этакого двуличного персонажа. И потом еще долго, глядя на ваши другие работы, не мог отделаться от этого впечатления. Мне все ваши герои представлялись людьми с «двойным дном». Как вам удается так хорошо вживаться в образ?
— Я привык работать на кураже. Если куража нет, мне это неинтересно. Поэтому у меня нет ни званий, ни регалий, ни должностей.
Моими педагогами на курсе в Школестудии МХАТ были Евгений Александрович Евстигнеев и Василий Петрович Марков, один — великий практик, другой — великий теоретик. Из моего выпуска Школы-студии МХАТ 1981 года по профессии сегодня работаю я один. Свою профессию люблю и дорожу ею по всем пунктам, начиная от пунктуальности и заканчивая качеством работы на сцене или на съемочной площадке. Это для меня аксиома.
Так я живу — скоро уже, как 40 лет. А то, что происходит сейчас, когда допускается все что угодно, я не понимаю и неприемлю. Видимо, во мне какие-то другие ценности. Да, я «вырожденец», таких уже мало, но все-таки мы еще есть.
— Вы правы. К сожалению, и в кино и театре сегодня очень много непрофессионализма.
— Сейчас какое-то странное отношение к моей профессии, к великой профессии. Про тех, кто ею занимался раньше, до сих пор ходят легенды, их творчество исследуют и изучают. Я имею в виду великих российских актеров, имена которых носят школы во всем мире, — Михаила Чехова, Василия Качалова, реформаторов Владимира Ивановича Немировича-Данченко и Константина Сергеевича Станиславского.
Когда-то людей этой профессии называли инженерами человеческих душ. Ей учат не один год. Я учился четыре года. В мои студенческие годы один маленький отрывок мы разбирали неделями, все доискивались до какой-то истины. Спектакли тогда ставили сезонами, и это могло длиться даже год. Теперь это за гранью возможного! Однако мы же не удивляемся тому, что Александр Иванов писал свое «Явление Христа народу» 20 лет, и в итоге получился шедевр? Поверьте, так бывает и со спектаклями.
А сегодня в нашем кино и театре снова наступили какие-то 90-е годы: сюда идут все, кто ни попадя. Ребят, которые громко кричат в микрофон и кривляются, как обезьяны, уже считают актерами. Этим «профессионалам» я желаю лишь одного: чтобы в других областях жизни они попадали к таким же «специалистам», какие они актеры и режиссеры, — к таким же врачам, педагогам, строителям.
— Раньше было довольно сложно поступить в театральный вуз. Конкурс составлял, кажется, 70–100 человек на место?
— Когда я учился, средний конкурс был 150 человек на место! И курсы набирались в пределах 20–24 человек. Сейчас же каждый год театральные вузы выпускают по 70–80 актеров. Зачем нам столько, для чего? И ко многим людям, которые сегодня преподают актерское и режиссерское мастерство, у меня тоже есть вопросы.
Мне кажется, тут дело в тщеславии. У людей его просто нет. Вот ваш журнал называется «БОСС», и моим первым вопросом к любому боссу — в театре, в кино или в бизнесе — был бы такой: «Что вы понимаете под тщеславием, личным и государственным?».
— Если бы вы задали этот вопрос мне, то я посчитал бы слово «тщеславие» здесь неподходящим. Я бы заменил его, скорее, на «честолюбие»…
— Честолюбие — это личное тщеславие… Но в любом случае вы же понимаете, о чем я говорю? Например, если продюсер, снимающий кино, мечтает о том, чтобы получить Гран-при на большом фестивале, — это одно, а если его цель — срубить на фильме «бабло», то это совсем другое.
Или актер, который, работая над ролью, не спит ночами и не может заставить себя забыть о своем персонаже. У нас такое еще бывает, когда неожиданно попадается хорошая роль. И у меня было несколько раз, например, когда я играл Анатолия Владимировича Тарасова в фильме «Валерий Харламов. Дополнительное время». Я не спал неделю, пересмотрел сотни часов записей тренировок, интервью, игр Анатолия Владимировича. И получился результат, очень хороший. Телеканал «Матч ТВ», по сути, и начался с нашего фильма.
— После окончания Школы-студии МХАТ вы довольно долго работали в репертуарном театре. Но сегодня будущее русского репертуарного театра под большим вопросом. Каким вы видите его дальнейшую судьбу?
— Да, я более 20 лет отработал в репертуарном театре, и не просто в репертуарном театре, а в Московском Художественном академическом театре имени Чехова!
Что значит какая судьба ждет русский репертуарный театр? Что это за разговоры? Не должно их быть! Никому же не приходит в голову менять что-то в театре «Комеди Франсез», который существует уже почти пол-тысячелетия, или в Пекинской опере, чьи спектакли несколько столетий с успехом идут в театрах Китая, или в театре кабуки? Никакому эффективному и коммуникабельному художественному руководителю или директору не приходит в голову что-то там реформировать. В «Глобусе» до сих пор играют Шекспира, а в «Комеди Франсез» — Мольера… Это традиция. Русский репертуарный театр тоже традиция. Ею нужно дорожить.
Другое дело, что сегодня знамя высокого театра, театра настоящего, с истинным театральным духом, мне кажется, несут единицы: Малый театр — благодаря Юрию Мефодьевичу Соломину; Вахтанговский театр… Многое же из того, что происходит на других наших сценических площадках, у меня вызывает недоумение.
— А как насчет антрепризы, которая сейчас идет на равных с репертуарным театром, хотя качество спектаклей в ней, прямо скажем, весьма неоднородное?
— Антреприза существовала всегда, с самого начала театрального искусства. Но вы правильно сказали: качество спектаклей в нынешней российской антрепризе неоднородное. Все зависит от цели, которую ставит антрепренер. Бывает, что он хочет просто заработать, а качество спектакля, декораций, костюмов, драматургии, мастерство актеров, которые задействованы в постановке, его не интересуют. Зритель «схавает» спектакль — очень хорошо. Не схавает — он поставит другой. И таких много.
В подобном непотребстве я никогда не участвовал, хотя меня иногда приглашают со словами: «Знаете, в этом спектакле будет участвовать такой-то деятель эстрады или такая-то звезда телевидения!». В ответ я говорю: «Понятно. А играть-то кто будет?». «Так такой-то! — мне отвечают. — Он же уже дал свое согласие!». Ну молодец, что дал согласие! Пусть и играет. Я-то здесь при чем?
У меня есть профессия — профессия сложная, которой я посвятил свою жизнь, которой я учился у величайших педагогов: Евстигнеева, Маркова, Евгении Николаевны Морес, Ангелины Иосифовны Степановой… Я честно отношусь к своей работе и считаю, что и без кривлянья и голых гениталий на сцене можно прекрасно работать, получать Гран-при, показывать спектакли на лучших площадках мира.
Поэтому у меня антрепризы высочайшего класса, каждый год они получают призы на международных конкурсах. В прошлом году, например, мы трижды объехали с ними всю Прибалтику, а это весьма сложные страны. Впереди гастроли в Германии, США, Канаде. Это ведь о чем-то говорит.
— Сериалы, в которых вам предлагают участвовать, вы отбираете столь же строго?
— Да, к этой работе я отношусь серьезно. Знаете, некоторое время назад я был на крупном форуме кинокритиков. На одном из показов очень известный кинокритик, не буду называть его фамилию, встал и заявил: «Сейчас в зале присутствует актер, у которого за плечами более 150 ролей в кино», и назвал мою фамилию. Я сразу как-то стушевался, ведь ролей в «большом» кино у меня немного, моя фильмография — это в основном телефильмы и сериалы. Но выступавший мне сказал: «Владимир Александрович, не надо стесняться. У нас, критиков, к вашим работам на телевидении никаких претензий нет!».
Я не хвастаюсь, мне хвастаться-то особо и нечем. Однако я знаю, что, куда бы я ни приехал, меня всегда будут рады видеть и слышать. Я часто езжу на Дни российского кино, которые проводятся за границей, и чувствую неподдельный интерес зрителей, русскоговорящей публики и к себе, и к своим работам.
А если говорить о российском кинематографе в целом, то у меня вызывает недоумение безразличие его руководства к тому, что происходит. Например, сейчас во всем мире наблюдается невероятный интерес и детей, и взрослых к нашему мультфильму «Маша и медведь». Организуются целые фестивали, посвященные ему. Я собственными глазами видел такой масштабный фестиваль на Сицилии! У этого мультика уже миллиард просмотров по всему миру. Вы только подумайте — целый миллиард! Но никому из руководства российского кино это неинтересно!
— А в Японии, к примеру, очень популярен наш Чебурашка…
— И что? Наша страна как-то этим воспользовалась? Вот, допустим, наш политический противник, Америка, имеет с продажи своих мультфильмов столько же, сколько мы — с продажи вооружения. Почему же мы-то не развиваем свою мультипликацию? Киностудия «Союзмультфильм», куда теперь возят на экскурсии детей, находится в удручающем состоянии. Такое впечатление, что недавно пережила войну! Неприятно все это.
— В «большом» кино у вас очень немного работ. Хотя именно там вам пришлось сотрудничать со многими именитыми режиссерами. Назовите несколько человек, которые стали вашими учителями на съемочной площадке.
— Тут вот какое дело: в свое самое сильное творческое время, когда мне было лет 30 или около того, я не снимался, работал только во МХАТе. Шли 90-е, когда кино в стране почти не было.
Но тем не менее в «большом» кино я что-то успел в тот небольшой период после окончания института, когда в кинопроизводстве CCСР еще сохранялась жизнь — в середине и конце 1980-х. Это было прекрасное время и настоящее кино.
Кто мои учителя? Конечно, Геннадий Иванович Полока, легендарный патриарх нашего кинематографа, снявший в том числе «Республику ШКИД». Я играл одну из главных ролей в его фильме «Возвращение “Броненосца”». Этот фильм-эпопея, в котором снялись 92 актера, получил немало призов. Полока стал моим учителем на съемочной площадке. Все, что я умею и понимаю в кино, это благодаря ему.
Вадим Юсупович Абдрашитов, у которого я снялся в своем первом фильме — «Плюмбум, или Опасная игра». Те три моих съемочных дня, совершенно невероятных по энергетике, я помню до сих пор. На этом фильме работал потрясающий оператор Георгий Рерберг. Этот мудрец из мудрецов учил меня всему: как встать, как повернуться, как работать с камерой…
Леонид Георгиевич Марягин, еще один классик отечественного кино, снявший фильм «Враг народа — Бухарин». В нем я сыграл журналиста Михаила Кольцова, который освещал процесс над Бухариным и остальными так называемыми врагами народа.
— По сравнению с 90-ми, когда наша киноиндустрия находилась в полном упадке, сегодня, по крайней мере как видится со стороны, ситуация выглядит намного лучше. Происходит ли что-то положительное, по вашим ощущениям?
— Конечно, происходит. Я радуюсь хотя бы тому, что, как бы ни плох был в своей массе кинопродукт, актеры сейчас имеют возможность работать и кормить свои семьи. И слава Богу! Актеры могут совершенно честно зарабатывать деньги, оставаясь в профессии.
То, что продюсеры ныне, как правило, не имеют специального профессионального образования, — это, конечно, проблема. В эту профессию идут бывшие военные, бывшие торгаши, все, кто угодно, — люди, которые ничего не понимают в кино. И они снимают и снимают фильмы. Ну ладно, пусть снимают — любой труд в радость, как бы там ни было. И, если хотя бы человек 5–10 станут из их съемочной группы профессионалами, это уже хороший результат.
— Будут ли при таком упадке профессионализма у нас еще настоящие актеры, актеры с большой буквы?
— Конечно, настоящие актеры будут. Это те, кто заканчивает правильные театральные вузы, у правильных педагогов. А такие мастера есть и в Щукинском, и в Щепкинском училищах, и в Школе-студии МХАТ, и в ГИТИСе. Это люди, которые олицетворяют собой актерскую школу, которые занимаются актерской душой, актерской памятью. Учат будущих актеров не просто тому, что надо органично просуществовать на сцене, но по большому счету «прожить» свою роль. Учат пониманию нашей сложной профессии.
СТЕРЖАКОВ Владимир Александрович, российский актер театра и кино. Родился в Таллине 6 июня 1959 года. В последних классах школы параллельно учился в студии при Русском драматическом театре Эстонской ССР. В 1981 году окончил Школустудию МХАТ и был принят в труппу МХАТ имени Чехова, где работал до 2001 года. В настоящее время выступает в антрепризных спектаклях.
В кино дебютировал в 1986 году в фильме «Плюмбум, или Опасная игра» (режиссер — Вадим Абдрашитов, автор сценария — Александр Миндадзе). Сегодня в фильмографии Владимира Стержакова более 150 киноработ.
Женат, растит двоих сыновей.
Избранная фильмография: «Плюмбум, или Опасная игра» (реж. В. Абдрашитов), «Враг народа — Бухарин» (реж. Л. Марягин ), «Повесть непогашенной луны» (реж. Е. Цымбал), «Такси-блюз» (реж. П. Лунгин), «Роковые яйца» (реж. С. Ломкин), «Возвращение «Броненосца»» (реж. Г. Полока), «Золотой век» (реж. И. Хотиненко), «Даша Васильева. Любительница частного сыска» (реж. А. Матешко), «Не хлебом единым» (реж. С. Говорухин), «Заказ» (реж. В. Глаголева), «Возвращение блудного мужа» (реж. Г. Шигаева), «Новая жизнь сыщика Гурова», «Новая жизнь сыщика Гурова. Продолжение», «Одиссея сыщика Гурова» (реж. Ф. Петрухин), «Доярка из Хацапетовки» (реж. А. Гресь, П. нисаренко), «Валерий Харламов. Дополнительное время» (реж. Ю. Королев), «Разведчики. Война после войны» (реж. А. Замятин), «Маргоша» (реж. С. Арланов, А. Силкин), «Дикий» (реж. В. Шмелев, А. Мазунов), «В лесах и на горах» (реж. А. Замятин), «Товарищ Сталин» (реж. И. Гедрович), «Судмедэксперты» (реж. Ю. Морозов), «Бигль» (реж. Д. Брусникин), «Думай как женщина» (реж. А. Силкин), «Правила жизни» (реж. А. Копейкин), «И отцы, и дети» (реж. Ф. Герчиков), «Молодежка» (С. Арланов, А. Головков), «Красивая жизнь» (реж. А. Замятин), «Точки опоры» (реж. П. Снисаренко), «Курортный роман» (реж. И. Мужжухин).