Беспокойная Вера
Рубрика | Попал в историю
Текст| Анастасия Саломеева
Одна из крупнейших землевладелиц дореволюционной Москвы Вера Ивановна Фирсанова подарила родному городу два крупных, как сказали бы сегодня, девелоперских проекта — обновленные Сандуновские бани и Петровский пассаж.
Отцом Веры Ивановны был хорошо известный купеческой Москве Иван Григорьевич Фирсанов. Уроженец Серпухова из семьи небогатого торговца приехал в Первопрестольную в начале 1830-х и довольно быстро здесь освоился. Торговую карьеру он начал в лавке одного из московских ювелиров, а когда набрался опыта и заработал денег, открыл собственное дело. Чем только не занимался Иван Григорьевич: начинал, как и его прежний работодатель, со скупки драгоценностей у поиздержавшихся дворянских семей, потом принялся торговать лесом и сделал на этом огромный капитал. Препоручив позднее лесоторговый бизнес братьям, Иван стал скупать недвижимость в Москве и превратился в одного из крупнейших московских землевладельцев — владельца доходных домов, бывших дворянских особняков, магазинов и многих других построек в самых престижных уголках Москвы.
Иван Григорьевич, в делах оборотистый, жесткий и хитрый, свою личную жизнь устроил без расчета. Женился он поздно и по любви, чуть ли не выкрав, как сплетничали современники, из пансиона свою избранницу — Александру Гавриловну Николаеву. В этом браке родился один ребенок — девочка, которую не чаявшие в ней души родители нарекли Верой.
Девочка росла красивой, умной, бойкой и очень сноровистой. И ни в чем не знала отказа у родителей. Правда, когда подошло время выбирать Вере жениха, строгий отец решил тут руководствоваться собственными мотивами. И представил 17-летней Вере ее будущего суженого — 26-летнего Владимира Петровича Воронина, дворянина, отставного офицера, а ныне служащего Московского учетного банка — того самого, где хранил свои капиталы Фирсанов.
Вера была девушкой с характером, но спорить с папенькой не стала и вышла замуж без любви. Союз этот оказался несчастливым. В Москве поговаривали, что свою юную жену Воронин держал в строгости, ограничивал в тратах и ревновал. Продлился первый брак Веры Ивановны совсем недолго. В мае 1881 года Иван Григорьевич Фирсанов умер, наследницей его миллионов, а также московской недвижимости стала единственная дочь. Вскоре состоялся развод. В Первопрестольной судачили, что стоил он Фирсановой (после развода Вера Ивановна вернула себе девичью фамилию) дорого. Один миллион отступных заплатила своенравная дама постылому мужу.
Второе девичество
Обретя и свободу, и состояние, красавица Вера стала одной из самых ярких дам коммерческой аристократии Первопрестольной. «Смесь старомосковского, даже замоскворецкого, закала с парижским выпеком» — так однажды охарактеризовал Веру Ивановну очарованный ее «чудесной сложностью» писатель и публицист Александр Валентинович Амфитеатров. Прекрасная Фирсанова явилась прототипом графини Ларисы Дмитриевны Оберталь, купеческой дочери, ставшей женой аристократа, героини многих произведений Амфитеатрова.
«Женщина, на вид лет 26, в действительности значительно старше. Редкой красоты. Янтарный оттенок в цвете лица и сверкающие очи. Одета темно и скромно, с тем изяществом, которое сразу говорит знатоку о безумной дороговизне парижского туалета. Любит найти себе светлый фон. Стоя у белой колонны, выше толпы, она напоминает Демона Зичи. Только три украшения: бриллиантовые серьги-росинки (без оправы) и такая же брошь-солитер — три яркие точки, которые как-то неотъемлемо, органически дополняют южную красоту графини и делают ее приметною даже издали» — такой предстает пленительная и своенравная Оберталь — Фирсанова в пьесе Амфитеатрова «Княгиня Настя».
Конечно, не только экзотичная внешность Фирсановой и ее способность выгодно себя подать заставляли Первопрестольную снова и снова говорить о Вере Ивановне, но и ее умение жить — эффектно, со вкусом и, как считали многие люди старой закалки, вызывающе. В московских гостиных любили судачить о расточительности Веры Ивановны, не жалевшей средств на праздники, которые она устраивала в лучших московских традициях в своем шикарном особняке на Пречистенке и подмосковном имении Середниково, доставшемся ей от отца, о толпах поклонников, которые окружали эту чаровницу, и о ее бесконечных романах.
Впрочем, вряд ли кто-то из самых строгих судий Веры Ивановны мог упрекнуть ее в том, что она попросту прожигает доставшиеся ей от отца капиталы. Фирсанова была истинной купеческой дочерью и умела как считать деньги, так и зарабатывать их. Если дело касалось коммерции, эта томная красавица, украшение приемов, балов и оперных спектаклей, превращалась в расчетливую капиталистку, никогда не упускавшую своей выгоды. Получив в наследство свыше 20 застроенных земельных участков на главных улицах Москвы, Вера Ивановна, к удивлению современников, взялась лично ими управлять и стала не без успеха проводить крупные коммерческие сделки.
Чистое дело
Так случилось, что самый известный девелоперский проект Фирсановой в Москве — перестройка Сандуновских бань — состоялся благодаря ее второму браку.
Обожателей у Веры Ивановны было великое множество. По ней вздыхали завсегдатаи ее салона — отпрыски именитых купеческих родов, аристократы, высокопоставленные чиновники, представители золотой молодежи, денежные воротилы. Молва приписывала Фирсановой, большой театралке, романы с первыми артистами музыкальных и драматических театров. И все же до поры до времени ни одному из поклонников не удавалось добиться главного — довести Веру Ивановну до венца.
И все же в 1892 году Вера Ивановна второй раз в своей жизни оказалась перед аналоем. Ее избранником стал красавец-офицер Алексей Ганецкий, сын героя Крымской войны, боевого генерала Николая Степановича Ганецкого. Долго-долго ходили по Первопрестольной предположения, как удалось Ганецкому жениться на Фирсановой. «Он ее под дулом револьвера в церковь привел», — говорили одни. «Нет, Ганецкий Фирсанову заинтриговал своей неприступностью — вроде как был влюблен, а в дом к ней ни шагу. А потом, когда до объяснений дошло, он ей ультиматум: мол, я старого дворянского рода и признаю только серьезные отношения, так что либо выходите за меня замуж, либо прощайте», — рассказывали другие. Но как бы то ни было, став госпожой Ганецкой, Вера Ивановна какое-то время была очень счастлива.
Разногласия, как и следовало ожидать, начались из-за денег. Небогатому, но самолюбивому Алексею Николаевичу не хотелось быть просто мужем миллионщицы, он решил и сам заняться коммерцией. И для начала уговорил свою благоверную переуступить ему унаследованные ею от отца Сандуновские бани, снести старые постройки, а на их месте построить такой банный комплекс, какого Москва еще не видывала. И Вера Ивановна, желая и потрафить мужу, и взять реванш перед купцами Хлудовыми, незадолго до того открывшими недалеко от Сандунов, на Театральном проезде, свои знаменитые Центральные бани, согласилась.
Добро пожаловать в сказку
Создателем самого знаменитого московского банного комплекса, принимающего посетителей и в наши дни, был придворный актер Сила Николаевич Сандунов. В конце екатерининского царствования он вместе со своей молодой женой оперной певицей Елизаветой Семеновной Урановой, любимицей императрицы, перебрался из Санкт-Петербурга в Москву. Здесь, не отказываясь от театральной карьеры, Сандунов занялся еще предпринимательством, скупая недорого тогда стоившие земли на берегу речки Неглинная. В 1806 году Сила Николаевич снес все строения, имевшиеся на его участке на Неглинке, и построил на их месте каменное здание, где открыл общественные бани.
После своего первого владельца Сандуновские бани сменили немало хозяев, пока в 1869 году не стали собственностью Ивана Григорьевича Фирсанова, а потом и его наследницы. До 1892 года один из самых популярных в Москве банных комплексов сдавался в аренду известному московскому предпринимателю-банщику Петру Ивановичу Бирюкову. После того как Сандунами заинтересовался Ганецкий, в аренде Бирюкову отказали. Между супругами Ганецкими был оформлен фиктивный договор купли-продажи. Так бани перешли в собственность Алексея Николаевича.
Задача, которую поставили себе Ганецкие, — построить в Первопрестольной такие бани, чтобы она ахнула, выходила не из легких. Обновленные Сандуны должны были затмить уже упоминавшиеся Центральные бани (или, как их еще называли, Китайские — в честь проходящего рядом проезда), строительство которых начал известный московский купец Герасим Иванович Хлудов, а закончили уже после его смерти четыре дочери-наследницы. Богач Хлудов, впечатленный доходом, которые приносили Сандуновские бани (самые популярные среди москвичей с 1820-х годов) и задумавший их перещеголять, денег на это свое детище не жалел. Рассказывают, что, когда приглашенный им архитектор Семен Семенович Эйбушитц поинтересовался у заказчика, каким ему представляется будущий банный комплекс, ответ Хлудова был лаконичным: «Сказочным». В итоге получился эклектичный архитектурный ансамбль с тремя отделениями (для простонародья, дворян и для избранной публики), богатой обстановкой в «дорогих» отделениях, банкетным залом, комнатами отдыха, кабинетами врача и массажистов, первой в России механической прачечной и первыми крытыми бассейнами. Кроме того, при Центральных банях была небольшая гостиница и магазины.
Прежде чем приступить к обновлению Сандуновских бань, Ганецкие совершили путешествия по Европе, чтобы изучить постановку банного дела в разных странах. Потом они объявили архитектурный конкурс, в котором приняли участие лучшие европейские архитекторы. Победил проект архитектора Бориса Викторовича Фрейденберга. Строительство началось в 1894 году и продолжалось до 1896 года. За год до его окончания от участия в проекте отказался Фрейденберг — он разругался с Ганецким, разорвал контракт и был вынужден на несколько лет оставить работу в доселе привечавшей его Москве. Достраивал Сандуновские бани помощник Фрейденберга Сергей Михайлович Калугин.
Золотая пена
В мае 1896 года обновленные Сандуновские бани приняли своих первых посетителей. Перед Москвой предстал многофункциональный комплекс, который состоял из восьми строений (позже, в начале ХХ века, было построено девятое) эклектичной архитектуры — с элементами барокко, рококо, готики и классицизма. Бани делились на несколько категорий — вместительные дешевые (мужские и женские, по 5 копеек за сеанс), средней категории, мужские и женские (по 10 копеек, на 140 и 110 человек), дорогие женские по 30 копеек и мужские по 50 копеек. Имелись в Сандунах и номерные бани, свыше 20 кабинетов, которые стоили от 60 копеек до 5 рублей.
В банях были устроены комнаты отдыха, парикмахерская, прачечная, позже — гараж для автомобилей клиентов и при мужских банях — бассейны. Кроме того, в Сандунах разместились гостиница, рестораны, квартиры, которые хозяева сдавали, конторы и магазины.
Большое внимание уделялось технической стороне. Вода в Сандуновские бани поступала по специально проложенной водопроводной ветке, а потом проходила фильтрацию через новейшие американские фильтры. Также на территории Сандунов имелась своя артезианская скважина (потом, впрочем, иссякшая). Были оборудованы современная насосная станция и котельная, работавшая не на угле, а на мазуте, и устроена передовая вентиляционная система. Кроме того, у комплекса наличествовала своя электростанция (в 1896 году она была задействована городскими властями для освещения коронации Николая II).
Ганецкие не пожалели средств на оформление банного комплекса на Неглинной. Недаром один из завсегдатаев Сандунов, Федор Иванович Шаляпин, большой друг хозяйки, посещавший по ее «благословению» банный комплекс в санитарные дни, назвал его Царь-банями. Отделанные лучшим мрамором из Италии и Норвегии, гранитом, кафелем, сверкающие золотой росписью и яркими фресками Сандуны и по части оформления перещеголяли Центральные бани Хлудовых.
Москвичи, конечно, оценили такой роскошный банный комплекс, и вскоре колоссальные средства, которые вложила Вера Ивановна в модернизацию Сандуновских бань, начали окупаться. Однако далеко не всем пришелся по вкусу купеческий шик банного дворца. Среди тех, кто сожалел о навсегда канувших в Лету старых добрых Сандунах, был, по сведениям Владимира Алексеевича Гиляровского, Антон Павлович Чехов, когда-то часто захаживавший в них. Впрочем, возможно, великий писатель и перестал ходить в новые Сандуны, но часть своего заработка детищу семьи Ганецких он все-таки отдал. Чехов и его жена, Ольга Леонардовна Книппер, одно время снимали квартиру в многофункциональном комплексе на Неглинной.
Доходы с обновленных Сандуновских бань год от года увеличивались. Но, увы, этот проект не объединил семью Ганецких, а, напротив, скорее, разрушил ее. Много предположений было высказано, почему распался их брак. Как правило, обвиняли во всем Алексея Николаевича: мол, нестоящий был человек, то ли проигрался в карты, то ли влез в сомнительные коммерческие авантюры, но дошел до банкротства, под свои долги заложил Сандуны, да и на женино имущество стал руки накладывать, а к тому же завел себе веселых и недешевых подруг на стороне. Так это или иначе, но не успела еще Москва опомниться от шумного открытия банного дворца Ганецких, как по ней распространилась новая сенсация — Вера Ивановна снова подает на развод и хлопочет о том, чтобы вернуть себе девичью фамилию. Поговаривали, что и этот разрыв дорого стоил Фирсановой — по меньшей мере еще один миллион рублей отступных.
Храм торговли, обитель искусства
В начале ХХ века Фирсанова вновь заявила о себе громким девелоперским проектом в Москве. В 1903 году она, продав несколько своих владений в Первопрестольной, приступила к строительству нового магазина-пассажа на принадлежащем ей земельном участке на Петровке. Вера Ивановна еще раз позвала в Москву архитектора Бориса Фрейденберга, доверив ему и его соратнику по Сандуновским баням Сергею Калугину работу над проектом.
Строительство пассажа, который мы теперь знаем как Петровский, а современники Веры Ивановны называли Фирсановским, длилось три года и потребовало свыше 1,5 млн рублей. Его открытие состоялось в феврале 1906 года. В новом храме торговли разместилось более 50 магазинов.
Один из самых современных московских комплексов своего времени получился очень просторным — по воле архитекторов его торговые ряды не были изолированы, их соединял широкий центральный проход, а благодаря высоким сводам (их и перекрытия проектировал инженер Владимир Шухов) в здание в дневное время проникал свет. Вечером же в Фирсановском пассаже включалось электричество, которое обеспечивала та же электростанция Сандуновских бань.
Много внимания уделяла Вера Ивановна и своему подмосковному имению Середниково. Парково-усадебный ансамбль, принадлежавший когда-то роду Столыпиных, где у своих близких родственников гостил юный Михаил Юрьевич Лермонтов, где прошло детство реформатора Петра Аркадьевича Столыпина, попал в хорошие руки. Фирсанова заботилась о своей усадьбе и много сделала для окружающих ее деревень.
При гостеприимной Вере Ивановне усадьба превратилась в один из центров культурной жизни России, где подолгу живали друзья хозяйки певец Федор Иванович Шаляпин, композитор Сергей Васильевич Рахманинов, художники Валентин Александрович Серов и Константин Федорович Юон, купивший у Фирсановой землю и поселившийся в этих местах.
Окружали Середниково дачи — детище предусмотрительного Ивана Григорьевича, приметившего интерес горожан к столь живописному и недалекому от Москвы уголку. Эти места Подмосковья и сегодня хранят память о Фирсановых, ведь их имя носят железнодорожная станция ныне Октябрьской, а раньше Николаевской железной дороги и прилегающий к ней поселок. Станция была открыта на деньги и по ходатайству Фирсановой в 1893 году.
События 1917 года резко изменили жизнь Веры Ивановны. В революционное лихолетье она не эмигрировала, а осталась в России. Потеряв все свое имущество, Вера Ивановна с помощью друзей устроилась гримершей в один из московских театров и получила комнату в коммунальной квартире на Арбате в доме, который когда-то полностью принадлежал ей. Так она прожила до 1928 года, когда Шаляпин помог ей эмигрировать во Францию. Умерла Фирсанова в Париже в 1934 году. Б