Александр ЖУКОВ: важно создать экономическую основу для инновационного развития России
Текст | Николай ЗАХАРОВ
Фото | Наталья ПУСТЫННИКОВА
Петербургская компания «Терма-Энерго» — среднее инновационное предприятие, производитель электротехнического оборудования (изоляторов, систем индикации напряжения и др.), по многим видам которого ей уже удалось потеснить на российском рынке западных и восточных конкурентов.
Возможен ли на базе таких предприятий инновационный бум в России? «Несомненно, — убежден генеральный директор “Терма-Энерго” Александр Жуков, — но при условии радикальной смены фискальной политики государства. Потому что сформировалась такая экономическая модель, что заниматься инновациями в нашей стране сегодня невыгодно».
— Александр Иванович, что вы считаете главным препятствием на пути развития инноваций в нашей стране?
— В России безумно сложно вести инновационный бизнес. Больше того, ситуация ухудшается.
Как вы знаете, на 7% повышаются социальные платежи с бизнеса: то, что было раньше ЕСН. В результате нашей, например, компании — компании с полусотней сотрудников — придется платить в государственные фонды два с небольшим миллиона в год.
Этих денег хватило бы на лизинговые платежи для приобретения новой машины по производству систем электроизоляции, которая нам сегодня очень нужна, но денег на нее нет, и найти их — большая проблема. Хотя есть большой спрос на нашу продукцию, и машина окупится меньше чем за год.
Эта машина дала бы на 3 млн в месяц продукции, с которой я заплатил бы, грубо говоря, 1 млн налогов. Отказав мне в праве на покупку такой машины, государство недополучит 12 млн руб. налогов. Кроме того, новая машина — это несколько новых рабочих мест, которые в результате увеличения фонда заработной платы привели бы к увеличению социальных платежей как раз примерно на 7%, забираемые у компаний по новому налоговому законодательству.
На самом деле, в результате этого налогового изменения произойдет не просто неувеличение, но падение доходов государства. Мой прогноз: в «серой» зоне окажется до половины платежей с заработной платы. В первую очередь с торговли — потому что там проще всего спрятать поступления. Но и в других сферах тоже.
Иначе никак: бизнес просто рухнет. Минимизация налогов в таких условиях — вопрос выживания компаний, а не набивания карманов за счет обмана государства.
Зачем стимулировать бизнес уклоняться от налогов? Какой смысл? Мне это непонятно.
Конечно, бизнес может приспособиться к любым фискальным изменениям — но не к перманентным корректировкам правил игры, квинтэссенцией чего стало изменение ЕСН.
Главное, что нужно бизнесу — стабильные правила игры. Но сегодня налоговые установления для бизнеса меняются раз в несколько дней. С начала этого года принято порядка 30 изменений в законодательство и подзаконные акты по налогообложению!
В связи с образованием Таможенного союза многие российские инновационные компании сегодня стремятся поменять налоговую юрисдикцию. Накануне принятия решения о повышении социальных выплат как минимум трое из моих коллег перерегистрируют свои компании в Казахстане. Потому что там абсолютно стабильные фискальные правила игры, и снижается, а не повышается, как у нас, налоговое бремя: оно ниже, чем в России, на 15—20%, и это около 5% от оборота производственных предприятий. Для меня это миллионы рублей!
Пока я не думаю о смене налоговой юрисдикции, остаюсь патриотом — но рано или поздно экономические соображения могут взять верх над патриотическими… И не у меня одного.
— Итак, сегодня наше государство подрывает позиции собственного промышленного производства?
— Конечно. Под аккомпанемент разговоров о модернизации. Это какой-то театр абсурда: мало того что промышленность не имеет достаточного количества финансовых ресурсов для того, чтобы удовлетворить даже имеющиеся заказы, так у нее еще забирают ресурсы, «потому что не хватает денег в Пенсионном фонде». Это все равно что зарезать и съесть корову сегодня, не думая о том, где мы будем брать молоко завтра.
Я уже не говорю о том, что освоение инновационной технологии — это для любого предприятия в лучшем случае бесприбыльный период, а чаще всего период работы «в минусе». Он занимает от двух до четырех лет. Это обстоятельство никак не учитывается в нашей налоговой политике: она едина и для торговли, и для производства высокотехнологичной продукции…
Хорошо, если у инновационного предприятия, как у нас, есть крупный внешний инвестор —российская компания, которая входит в тройку поставщиков изоляции для нефтяных и газовых труб. Именно она дала нам возможность целенаправленно развиваться на первом этапе. Важнейшую технологию — в области базовой электроизоляции — мы осваивали именно при ее финансовом «патронаже». А выйдя на прибыль, инвестиции успешно возвращаем. А что делать тем, у кого такого «патрона» нет?..
Модернизация начинается с условий ведения бизнеса в сфере высоких технологий. Для нее нужно сначала создать основу, заложить фундамент: благоприятный налоговый режим, благоприятные условия инвестирования, качественная техническая и сервисная инфраструктура, образование… Именно так развивалась и развивается, например, Силиконовая долина, и вообще высокотехнологичная сфера в США, Великобритании: странах — флагманах инноваций… На их флагманских фирмах работает, между прочим, немало российских специалистов.
Машиностроительное производство в стране за 20 лет разрушено. А ведь оно было вполне пригодно как основа для научно-технического прогресса. К 1975—1980 годам Советский Союз отставал от ведущих капиталистических стран в технологическом отношении уже на пять-семь лет – как бывший средмашевец утверждаю это с полным знанием дела. Но спустя 20 лет реформ мы отстали на 25—30 лет.
Технологическое отставание России уже не преодолеть «догонкой». Нужно массово покупать лицензированные технологии, создавать прорывные глобальные продукты с абсолютно новыми свойствами.
Но пока в стране преимущественно продолжаются разговоры о развитии инноваций, вместо практических шагов. Условий для работы нет: развитие инноваций происходит не благодаря условиям, созданным государством, а вопреки им.
— Но ваше предприятие развивается?
— Как я уже сказал, благодаря плечу, подставленному инвестором, с которым мы аффилированы. Причем для инвестора это не очень-то профильная тема — скорее реализация социальной миссии. У большинства российских инновационных компаний такого партнера нет…
— А где берете инженерные кадры?
— Инженеры, слава богу, в России еще не перевелись. Хотя с молодыми специалистами есть проблемы: инженерное образование в стране очень отстает от потребностей промышленности.
Потому мы заботимся о смене: уже курсе на третьем СПбГТУ или моей альма-матер, ИТМО, начинаем присматривать себе кандидатов. Человек пять из одного и другого вуза приглашаем к нам участвовать в разработках. Из этих нескольких человек остается обычно один — его и берем на работу, обучаем ремеслу.
Нужно минимум три-пять лет, чтобы сделать из выпускника вуза с конструкторским дипломом молодого конструктора. В конструкторском труде только 10% творчества, все остальное — ремесленная составляющая: разнообразные практические навыки. Умение работать с документацией, умение правильно подбирать допуска и посадки, знание всех технологических этапов конструкторского труда: не только проектирования, но и, к примеру, так называемой контрольной сборки — это то, что позволяет обойтись без макетирования, используя современные программные компьютерные технологии.
Это этап, без которого не должна обходиться ни одна разработка. Не было случая, чтобы при такой сборке не выявлялись проблемы в тех или иных узлах разрабатываемого изделия.
Однако в современных условиях горе-конструкторы иной раз отдают изделие в производство только по нарисованному — и масса проблем всплывает уже на стадии изготовления изделий. Прибор приходится переделывать уже в серии, что безумно дорого и означает для фирмы-разработчика утраченные временные преимущества перед конкурентами.
Этому в вузе не учат — и не могут научить: практическая конструкторская подготовка возможна только в хорошем конструкторском коллективе. Именно там из эмбриона конструктора, который мы получаем после учебного заведения, рождается специалист.
Но после того как он родился, для него возникает следующая угроза — его начинают усиленно переманивать. Мало-мальски подготовленных инженеров-конструкторов на рынке дефицит. Конечно, мы стараемся выстраивать для молодых специалистов перспективу, добавить денег, где это возможно, у нас хороший, интересный коллектив, в конце концов, хорошие зарплаты и соцпакеты.
Но мы в состоянии платить за то, что заработано специалистом — за красивые глаза платить не можем и не будем. А есть конструкторские организации, которые готовы на это пойти, так как отпадает необходимость дорогого обучения, а готовый специалист сразу работает на доход фирмы. Да и инфляцию зарплат никто не отменял.
Так неокрепшие души попадают в водоворот перекупки. Больше двух-трех лет они обычно нигде не задерживаются. Это хождение по кругу наносит еще один удар по молодой конструкторской генерации: молодые специалисты так и не становятся полноценными, серьезными конструкторами — умеют разрабатывать только достаточно простые изделия, медленно растут профессионально.
Конечно, уход конструктора — это большие потери для компании. Наше трудовое законодательство никак не ограничивает сотрудника в праве уволиться, хотя в его обучение на производстве зачастую вложены значительные средства и силы. А на Западе, скажем, он либо ограничивается в праве уйти в другую компанию в течение определенного периода — обязан отработать вложения в его подготовку, либо должен вернуть деньги за обучение.
Но главная проблема в том, что молодые люди неправильно мотивированы. Они стремятся во что бы то ни стало заработать «здесь и сейчас».
Сегодня в России настоящий культ денег. Я недавно участвовал в конференции, организованной «Деловой России», так там двое молодых ведущих были озабочены вопросами: «А сколько у нас миллиардеров до 30 лет?», «А как стать миллиардером?»…
Но это же в принципе неправильная постановка вопроса! Не существует технологии, как стать миллиардером. Гейтс, Сорос, некоторые наши крупнейшие предприниматели — особенные люди. В таких, как они, нельзя вырасти: это божий дар.
На мой взгляд, человек должен стремиться к тому, чтобы быть состоятельным в том смысле, чтобы состояться — в профессии и в жизни… Конечно, материальное благополучие очень важно, но оно должно быть связано с профессией, его профессиональными достижениями. Стать профессором университета или хорошим врачом, или классным конструктором, инженером, архитектором — вот цель. Да, эти профессиональные занятия должны обеспечивать материальные потребности — но через профессиональную состоятельность.
— Уровень работы инновационной компании определяется в значительной степени ее руководителем?
— Совершенно верно. И в части конструкторских решений, и в части стратегического развития.
Если руководитель квалифицирован и правильно ставит задачу, уровень разработок может оставаться достаточно высоким даже при ограниченном в своих возможностях составе разработчиков. Потому что руководитель должен уметь использовать и сочетать в процессе разработки разные типажи разработчиков.
Вообще, инновационное предприятие — совершенно особое явление природы. Там не может быть босса в привычном смысле этого слова: руководитель такой компании — модератор развития, постановщик задач, грамотный психолог. Главное, что обеспечивает его — команда разработчиков, поэтому руководитель ее холит и лелеет всеми возможными способами.
Инновационной компанией может руководить только инноватор, а не какой-то внешний специалист, финансист или выпускник школы MBA. Под таким руководством компания довольно быстро прекратит существование. Потому что такая компания — это на 90% люди, команда, которым нужен лидер, а не комиссар собственника: он просто не сможет ими управлять.
— А насколько важно в инновационном бизнесе уметь торговать?
— Не менее важно, чем разрабатывать. Для этого нужно постоянно работать со всем полем заказчиков, развивать контакты, учиться говорить на одном языке, показывать свои возможности, вникать в проблемы потенциальных заказчиков и предлагать их решение.
И тогда потенциальный заказчик в курсе того, чем ты занимаешься. И в нужный момент ты получаешь отклик: «Вы, помнится, разрабатывали такие-то системы, а мне вот как раз сейчас такая нужна».
Мы всегда работаем под конкретного заказчика, фактически в реальном времени: есть заказ — тут же есть предложение. «Хотите черный верх, белый низ? — Пожалуйста. — Наоборот? — Рады реализовать ваше пожелание». Мы стремимся к тому, чтобы наш заказчик никогда не ждал и не стоял в очереди, хотя получается это не всегда.
Если ты сумел предсказать рынок, то, пустив изделие в серию, ты на коне. Но успех не гарантирован: у любого инноватора бывают провалы. Инновационный бизнес — это трудный хлеб, и он требует во всех смыслах особого к себе отношения.
Идя от потребностей рынка, мы, помимо изоляторостроения, занялись системами индикации напряжения. На рынке были представлены западные системы индикации — достаточно надежные, но не подходящие под нашу нормативную базу, а если подходящие, то дорогие, но альтернативы им не существовало.
Мы предложили свои системы. И сегодня российское подразделение германской компании ABB, производящее продукцию в нашей стране, использует именно их, а не западные аналоги.
АВВ перешло от кооперации с австрийской компанией, ранее поставлявшей им такие системы, к кооперации с нами — несмотря на то что западные концерны обычно продвигают стандартизированные пакеты разработок.
Почему? Да потому что мы предложили высокое качество изделий: понятно, что ABB не будет брать низкий технический уровень ни при каких обстоятельствах. Кроме того, мы, что называется, под боком, с нами работать удобнее: «Терма-Энерго» предложила изготовления и поставки продукции в сроки, которые и не снились их прежним поставщикам.
В результате я на любой нашей отраслевой выставке подвожу директора завода — потенциального покупателя и показываю ему распределительный шкаф ABB с нашими системами индикации.
— Такие поставки — результат политики качества?
— Безусловно. Они немыслимы без постоянной заботы о качестве продукции. Качество должно быть внутренней потребностью руководителя, краеугольным камнем, с которого начинается строительство производственного предприятия.
Качество — это прежде всего гарантированная повторяемость, соответствие техническим требованиям каждого серийного изделия. В отношении качества нельзя давать слабину — даже если на рынке большой дефицит, и он «съест» любую продукцию. Но репутация фирмы пострадает.
Главная проблема для нас сегодня — как развивать производство. Заказов — масса. Использование оборудования оптимизировано до предела — коэффициент его использования 99%. Оно работает в три смены без выходных. Мы реализовали собственную кольцевую систему разливки, которой, кстати, нет у наших западных конкурентов на российском рынке. Поэтому мы стараемся, конкурируя, вытеснять их, и вытесняем постепенно…
Сегодня у нас 170 клиентов в России, поэтому я знаю, что и где происходит на нашем рынке. На большинстве сегментов конкурентная ситуация. Рынок очень дифференцирован. Раньше продукцию для отраслей разрабатывали проектные институты. Теперь же этого нет — и каждый ищет подрядчика в меру понимания проблемы.
Для упорядочения положения на рынке очень важна государственная техническая политика. Тем более что износ электротехнической инфраструктуры в стране составляет порядка 80%. А такая инфраструктура — один из фундаментальных факторов модернизации.
Сегодня на государственном уровне много говорится о создании умных распределительных сетей. Но при этом государственная тендерная политика связана исключительно с ценой покупки.
Государство тем самым не стимулирует использование интеллектуально насыщенных изделий — тех, которые обеспечивают функции, снижающие затраты на других направлениях и накладные расходы. Например, мы стараемся широко использовать на объектах, которые мы оборудуем, сименсовские системы необслуживаемых сборных шин. Они дорогие, но в течении 25 лет к ним не нужно даже подходить, в то время как стандартные решения предусматривают профилактические процедуры раз в полгода — когда нужно на заводскую смену отключать электричество и полностью прекращать работу.
Увы, не поощряется в тендерах и использование CALC-технологий: когда одна компания следит за всем жизненным циклом изделия. Тендерное законодательство должно быть существенно изменено.
Базовая техническая инфраструктура должна быть максимально качественной. А если это условие не соблюдается, то вскоре выяснится, что электротехническое оборудование не готово поддерживать современную идеологию «умных сетей».
— Проект Сколково: можно ли сказать, что это символ выбора курса в пользу практической поддержки инноваций?
— Знаете, в 1994 году я впервые попал в Силиконовую долину, в ведущие калифорнийские технологические центры. Это был для меня культурный шок.
Я увидел, с какой скоростью распространяются новые знания, как быстро они воплощаются в изделия, насколько там благоприятная бизнес-среда. Мне довелось поработать там — когда мы выполняли разработки для американских заказчиков.
С позиций того, что я видел в Калифорнии, Сколково — неплохая идея: льготы, связь с ведущими научными школами… Но она не до конца продуманная: нужно понимать, что для функционирования инновационного кластера необходима целая система обслуживающих структур.
В той же Силиконовой долине число обслуживающих структур значительно превышает число фирм — разработчиков новых технологий. И это соотношение очень важно реализовать в Сколкове и других наших наукоградах.
Хочется думать, что Сколково — начало реальной работы по развитию инновационной сферы. Технологическое развитие России — задача решаемая. В конце концов, технологический бум в Китае произошел всего за 15 лет, на наших глазах.
— Что нужно, чтобы обеспечить опережающее инновационное развитие?
— Широчайшие льготы в несырьевом секторе и льготы для венчурного капитала, прежде всего глобального, потому что своего у нас практически нет.
Наши венчурные капиталисты — это, по сути дела, просто обыкновенные инвестбанкиры без банковской лицензии: «Мы не можем идти на риск», «Мы рискуем, потому должны взять 51% акций».
Что это за венчурный капиталист, который не готов идти на риск? А контрольный пакет ему зачем? Это же способ взять компанию под управление, а не помочь в ее развитии. Но такое управление компанию уничтожит: не было таких прецедентов, чтобы инновационная компания развивалась под управлением неинноваторов.
Как работает венчурный капиталист на Западе? Он вкладывает примерно одинаковые суммы, скажем, в десять инновационных компаний и берет в них только блокирующий пакет.
При этом вкладывает как собственный капитал, так и капитал соинвесторов — из самых разных стран. В компанию, где я работал в 90-е годы — она занималась ускорителями, приезжали, я помню, инвесторы из Пакистана, Дании, Германии… Но под своим профессиональным управлением: венчурный инвестор — это особый талант и профессия, это умение видеть то, что может произвести революцию на рынке.
Из отобранных им компаний выстреливает одна, в лучшем случае две, иногда ни одной. Три-четыре компании выходят на небольшую прибыль или бесприбыльный уровень. Остальные — погибают, и эти деньги списываются как затраты. Но все они окупаются с лихвой — за счет бизнеса, который выстрелил!
Венчурный капиталист обязательно требует внятный бизнес-план, и потенциальному получателю инвестиций нужно обеспечить его очную защиту. Кроме того, венчурный капиталист обязательно смотрит, как организован бизнес. Потому что хорошая идея — это только 10% успеха, а 90% — умение довести ее до реализации, обеспечить получение доходов…
Венчурный капиталист может привлекать консультантов для содействия инвестируемой им компании. И если он видит, что компания соблюдает их рекомендации и развивается успешно, то нередко добавляет финансирование.
У нас таких капиталистов нет и в помине. Так запустите венчурных капиталистов с Запада, они сами найдут, кого поддержать — так же, как поддержали когда-то нас: в 1996 году выбрали нашу молодую фирму, занимавшуюся ускорителями, в которой я тогда работал.
Очень важный аспект — широко брать лицензионные продукты, прекратить изобретать велосипед, отказаться от обыкновения делать все самим.
Мне кажется, вырабатывая модель технологического бума, нужно брать пример именно с Силиконовой долины. Там — настоящая свобода для инноваторов. Во многих странах Европы, например, с этим хуже: есть очень большая зарегулированность юридическими, технологическими и социальными нормативами, которая снижает конкурентоспособность.
Нам надо от всех наших шор и рогаток избавляться — максимально облегчать условия ведения бизнеса в сфере новых для нас технологий обработки материалов, вводить максимально простое налогообложение.
Все эти меры вернутся государству таким шквалом налогов, что сырьевые источники дохода бюджета отойдут на второй план. И самое главное, мы не только остановим деиндустриализацию страны, о чем говорил премьер Путин, но и начнем эпоху нового технологического расцвета России.
Стартовые условия для инновационного развития у нас хорошие: образованная, грамотная страна, сотни изобретателей, хорошая технологическая культура… Важно воспользоваться этими условиями в полной мере и в максимально короткие сроки.