Егор ГАЙДАР: с мерами стимулирования экономики надо повременить
Текст | Александр ПОЛЯНСКИЙ
Фото | Александр ДАНИЛЮШИН
Директор Института экономики переходного периода доктор экономических наук Егор Гайдар делится своими впечатлениями от антикризисной политики правительства.
— Егор Тимурович, в США был план Полсона, теперь план Обамы. В Европе нет «именных» планов, но тем не менее антикризисные программы там явлены публике и имеют четкие количественные параметры. У нас ничего подобного нет…
— Не вижу в этом проблемы. Мы начали готовиться к кризису раньше многих. Все, что было сделано в 2000-е годы, было во многом подготовкой к кризису.
Вы наверняка читали и в российских, и в западных источниках сетования: как неправильно ведут себя российские власти, накапливая валютные резервы и создавая стабилизационный фонд. Об этом говорили не только наши экономисты, но и, например, эксперты МВФ и Мирового банка. Сейчас очевидно, что все они в своей критике ошибались.
Видимо, потому, что мы пережили крах Советского Союза, тяжелую финансовую катастрофу 1998 года, мы понимали, что такое риски, связанные с непредсказуемостью сырьевых рынков, мы проводили политику накопления финансовых резервов. Именно эти резервы сегодня позволяют управлять кризисом.
Российским властям не нужно было принимать специальных антикризисных программ — они их приняли и начали реализовывать давно.
— То, что мы видим на протяжении последних месяцев в экономической политике правительства, — это колебания из стороны в сторону: от попыток поддержать всех и вся до рассуждений о том, что мы сегодня в состоянии заниматься только макроэкономической стабильностью — и затем новых разговоров о стимулирующих мерах в виде госгарантий, кредитов реальному сектору и т.д.
— Проводить экономическую политику в условиях глобального экономического кризиса непросто, даже если руководство страны к этому, как в нашем случае, прилично подготовилось. По этому поводу всегда возникают дискуссии — так происходит везде.
Моя позиция определенна: в нашей ситуации — ситуации страны, которая не обладает мировой резервной валютой, приоритетом становится макроэкономическая стабильность, устойчивость рубля, сохранность золотовалютных резервов. Это важнейшая предпосылка скорого, насколько это возможно, выхода экономики из кризиса.
— Насколько все-таки, с вашей точки зрения, остра проблема «оркестровки» команды, которая занимается экономической политикой? Потому что у Путина, Медведева, Шувалова, Дворковича, Кудрина, Набиуллиной, Игнатьева мы слышим особые акценты экономической политики, даже особые представления о ее проведении…
— Идет дискуссия. Она происходит в закрытом режиме, но иногда ее отголоски прорываются на публику. Мне кажется, что тем, кто отвечает за экономическую политику страны, удастся добиться консенсуса.
— Многие эксперты жалуются, что правительство и ЦБ при проведении антикризисной политики не обращаются к мнению широкого профессионального сообщества…
— В условиях кризиса надо прибегать не к мнению широкого экспертного сообщества, а к мнению квалифицированного экспертного сообщества. В комиссии, которую возглавляет Игорь Иванович Шувалов, есть высококвалифицированные экономисты. Они способны прочитать и послушать то, что говорят другие эксперты, воспринять их аргументы. Но устраивать новгородское вече из экспертов и решать вопросы голосованием — это не лучший путь.
— Сегодня понятно, что США будут реализовывать сценарий выхода из кризиса, сопровождающийся высокой инфляцией и обесценением своей валюты…
— Европа, вне всякого сомнения, тоже пойдет по этому пути, хотя и не в таком радикальном ключе, как Америка, из-за относительной новизны евро и риска того, что доверие к евро может быть подорвано. Но доллар и евро — мировые резервные валюты, ослабление денежной политики и американского правительства, и Евросоюза практически неизбежно.
— Они будут экспортировать инфляцию, «вымещать» ее на развивающиеся страны. И некоторые эксперты считают, что другим государствам, в том числе России, во избежание срыва в гиперинфляцию ни в коем случае нельзя заниматься стимулирующей политикой. Ваша точка зрения?
— С этим утверждением согласен. Мы не можем дублировать политику эмитентов двух мировых резервных валют. Мы с ними находимся в разном положении. Эмитенты резервных валют могут себе позволить стимулирующую политику, даже, я бы сказал, должны ее себе позволить.
— Со всеми этими почти нулевыми процентными ставками?
— Да. А мы ее себе позволить не можем — потому что, еще раз повторю, у нас нет мировой резервной валюты. Чтобы нам ее получить, нужно как минимум полвека денежной стабильности.
Если Россия будет дублировать их политику, она просто утратит золотовалютные резервы и получит катастрофические последствия для нашей экономики.
— Инфляционные последствия?
— Не только — еще последствия для сбережений населения, которые обесценятся; последствия для реального сектора экономики, который не сможет покупать необходимые комплектующие; последствия для рынка труда: когда остановятся предприятия в моногородах, с занятостью населения ничего хорошего не произойдет…
— Как вы оцениваете шаги правительства и ЦБ в сфере денежно-кредитной политики?
— В целом — позитивно.
— То есть мягкая девальвация — это была правильная политика?
— Я был за более жесткую. Но ЦБ принял то решение. Так называемая мягкая девальвация уже проведена. И сейчас дискутировать об этом бессмысленно.
Единственное, что замечу: я бы не употреблял слово «девальвация». Девальвация — термин, обозначающий снижение фиксированных курсов валют. Правильнее говорить о снижении курса.
— О приведении курса к его рыночному уровню?
— Мы просто привели соотношение рубля к корзине валют в соответствие тому, что произошло на рынке сырьевых товаров.
— В соответствии с внешней конъюнктурой, которая сложилась для наших товаров?
— Конечно.
— Но ведь снижение курса тоже создало серьезные инфляционные факторы…
— Без сомнения: подорожали импортные товары, импортные комплектующие для наших товаров, импортное оборудование. Это серьезный инфляционный фактор.
Но такое развитие событий инфляционно менее опасно, чем сценарий, когда мы бы просто утратили золотовалютные резервы, и нечего было бы противопоставить атаке против рубля. Самое неразумное было бы, имея резервы, держать рубль во что бы то ни стало, упираться до последнего, а потом, когда резервов не останется, обрушить курс рубля к бивалютной корзине.
— Многие считают, что фактор мягкости, постепенности снижения курса привел к более значительному обесценению рубля, чем если бы мы резко изменили курс.
— Это правда. Я был сторонником более резкого снижения курса к корзине основных резервных валют именно по этой причине.
Но при этом понимаю моих коллег, которые, ссылаясь и на политические, и на экономические факторы, выдвигали другую стратегию. Не могу сказать, что они абсолютно неправы. В конце концов они отвечают за последствия…
— Сегодня в нашей стране очень высокие процентные ставки. Более того, Банк России их уже дважды повышал. Бизнес, многие политики и эксперты говорят о необходимости снижения ставок…
— В современной ситуации я против снижения процентных ставок. Мы просто получим ускорение оттока капитала из России.
Нам нужно сохранить финансовую стабильность. Мы и так получили в прошлом году радикальное изменение направления потока капитала, из экономики ушли миллиарды долларов.
От того, что мы утратим золотовалютные резервы, никому лучше не станет. На мой взгляд, процентная политика ЦБ верная. Понимаю, что высокие процентные ставки — это неприятно, что они имеют негативные последствия для реального сектора. Но пока мы не добьемся изменения направления потока капитала, снижать их нельзя.
— Сейчас одна из самых острых проблем — высокие ставки по кредитам. $200 млрд, выделенные через банковскую систему на поддержку реального сектора, до него так фактически и не дошли. Что нужно сделать, с вашей точки зрения, чтобы они все-таки дошли до предприятий?
— Я против каких-то специальных мер. Того, что увеличена ликвидность банковской системы, достаточно. Дальше ситуацию должен регулировать рынок.
Нужно отдавать себе отчет в том, чего мы хотим. Гарантий по вкладам, а они в высокой степени сконцентрированы в крупнейших банках? Или помощи реальному сектору?
Денежные и финансовые власти пошли по пути помощи в первую очередь банкам — высказались фактически в пользу первого пути. Можно с этим спорить. Но я аргументы в пользу приоритета защиты банковской системы понимаю и принимаю.
— Потому что банковская система — это святое?
— Дело не в святости, а в том, что, если рушится банковская система, после этого реальный сектор рушится автоматически.
Убежден, что сегодня для нас важнейший фактор — устойчивость финансовой системы. В переводе на простой язык, главное — сохранность вкладов, которые есть у населения России и у юридических лиц.
Что бывает, когда вклады населения и юридических лиц ничем не обеспечены, знаю не понаслышке. Именно на этом фоне был назначен в 1991 году в российское правительство. Было ясно, что тех куцых то ли $26 млн, то ли $31 млн, которыми вклады «обеспечены», не хватит даже на оплату фрахта судов для завоза зерна, чтобы в стране не начался голод…
Для меня вопрос сохранности сбережений принципиален. То, что сейчас делает руководство страны, направлено в первую очередь на сохранность вкладов и стабильность финансовой системы. Мне кажется, что это важно и для текущей социальной стабильности, и для перспектив экономического роста.
Понимаю, насколько ситуация в реальном секторе сегодня тяжела в силу кредитного кризиса в стране. Но от того, что мы развалим банковскую систему, лучше никому не станет.
— Для того чтобы получать доходы на рынке, банки должны кредитовать. А сейчас они из-за ставок ЦБ вынуждены делать это под такой процент, что разместить кредиты не могут…
— Ставка процента высока. Но есть и другая сторона медали: высок процент по вкладам. Довольно долго у нас в стране была отрицательная реальная ставка по депозитам.
— Но тем не менее вклады в банки несли…
— Да, потому что доходы населения росли темпами около 10% в год, оставались излишки, не идущие на текущее потребление.
Сейчас мы вынужденно, не по своей воле переходим к режиму положительной реальной процентной ставки, стимулирующей сбережения, а не потребление. Но ситуация, при которой реальная процентная ставка негативна, с точки зрения долгосрочных перспектив экономического процесса ненормальна. При инфляции 13% процентная ставка должна быть хотя бы 14%.
— Правильно ли мы делаем, что гарантируем не все вклады? Что гарантируем и рублевые, и валютные депозиты, тем самым потворствуя образованию запасов валюты?
— То, что было сделано по гарантиям вкладов, — это разумное компромиссное решение. То, что Россия не ввела, в отличие от многих стран, безлимитное гарантирование вкладов, но существенно увеличила объемы гарантий, то, что она распространила их и на рублевые, и на валютные вклады, считаю правильным.
— Как вы оцениваете принимавшиеся правительством меры налогового стимулирования, прежде всего те меры общеэкономического характера, которые касаются НДС?
— Тема, связанная с радикальным снижением ставки НДС, была поднята в выступлениях президента Дмитрия Медведева и премьер-министра Владимира Путина весной прошлого года. В это время было широко распространено мнение о том, что высокие цены на нефть и связанные с этим высокие доходы от налога на добычу полезных ископаемых, от экспортных пошлин на энергоносители гарантированы навсегда.
Однако то, что, еще не понимая глубины кризиса, руководство не стало снижать ставку НДС, было ответственным шагом. Особенно на фоне длительных дискуссий о том, что при поступлениях в бюджет от экспорта нужно снизить, а то и вообще отменить этот минимально зависящий от цен на нефть налог.
При той массированной атаке на НДС, которая была со стороны лоббистов всех мастей, руководство страны приняло ответственное решение.
— Насколько актуален сейчас вопрос, поднятый президентом Дмитрием Медведевым на Госсовете в Иркутске, о предоставлении госгарантий в качестве мер поддержки реального сектора?
— Я бы относился к этому инструменту осторожно. Когда увижу, что золотовалютные резервы выросли если не до прежнего уровня, то хотя бы до уровня более $400 млрд, когда сменится тренд потока капитала — начнется его приток, тогда стимулирующие меры можно будет обсуждать.
Пока мы не остановили падение золотовалютных резервов, я бы был с подобными инструментами стимулирования крайне острожен.
— То есть главная задача сейчас — изменить тренд?
— Верно. Мы вышли на уровень более или менее равновесного валютного курса. Центральный банк убедительно демонстрирует, что он управляет ситуацией, что он провел операцию по снижению курса, но дальше не собирается продолжать эту политику.
Как только будет ясно, что участники рынка оценили твердость намерений денежных властей, прекратят играть на понижение курса рубля, можно будет обсуждать меры стимулирования экономики. Пока с этим лучше повременить.
— Насколько вероятны опасные социально-политические последствия нашего кризиса? Акции массового социального протеста, политический кризис?
— Не берусь прогнозировать. Подчеркну, что управлять Россией при цене на нефть $140 за баррель и $40 за баррель, когда реальные доходы населения растут на 10% в год и когда они снижаются — это, как говорится, «две большие разницы». От того, в какой степени власти способны адаптироваться к изменившимся экономическим реалиям, будет зависеть качество управления страной.
Никаких потрясений моей стране не желаю. Надеюсь, что власти осознают новые реальности, станут действовать ответственно и скоординированно.