«Американцы хотели всех удивить, и им это удалось»
Михаил ИВАНОВ
Одним из самых радостных для нашей страны итогов Олимпиады в Солт-Лейк-Сити была победа в гонке на 50 км псковича Михаила Иванова. Михаил побывал у нас в редакции и рассказал об итогах зимней Олимпиады-2002 и состоянии лыжного спорта в России.
— Михаил, некоторые наблюдатели утверждают, что недавно закончившаяся в Солт-Лейк-Сити Олимпиада ознаменовала собой новую спортивную реальность, когда чемпиона определяют не честные соревнования, а закулисные интриги; состязания превращаются в рутину.
— Я считаю, это преувеличение. Хотя доля правды в таких утверждениях есть.
Знаете, Солт-Лейк-Сити — моя первая Олимпиада. И вообще для спортсмена Олимпиада — предел мечтаний. Так вот, эта Олимпиада особого впечатления не произвела. Мне даже, честно говоря, больше запомнился чемпионат мира в Норвегии в 1997 году: там действительно был национальный праздник: авиакомпания SAS сделала огромные скидки, чтобы каждый норвежец мог приехать на соревнования, вся страна знала о чемпионате, следила за ним.
В Америке за пределами зоны проведения Олимпиады о ней, по-моему, мало кто знал. Никаких указателей, флагов — ничего: как будто обычное, рядовое, чуть ли не бюрократическое событие, а не праздник спорта.
— Американцы не очень потратились на Олимпийские игры?
— Почти совсем не потратились, никаких новых сооружений не построили. Единственное — довольно большой сарай на территории, объявленной Олимпийской деревней, переделали в танцплощадку.
Все это производило не слишком благоприятное впечатление.
— Не говоря уж, наверное, о многочисленных скандалах, сопровождавших Олимпиаду?
— Конечно. К скандалам Олимпиада не сводится, но их было чересчур много.
— Как Вы относитесь к допинговым скандалам, нарушениям процедуры взятия допинг-пробы, которые, по утверждениям российских спортивных организаций, были на Олимпиаде?
— Нарушения порядка были: например, у Ростовцева в большом объеме взяли пробу за 45 мин до старта, хотя за час должны все прекратить. Я слышал, он собирается подавать в суд.
По поводу нашей сборной говорили, будто есть некое секретное письмо — инструкция международного спортивного начальства о том, что у русской команды можно брать пробы в любой момент и в неограниченных количествах. Это мне говорили несколько сведущих людей, поэтому, думаю, такое письмо действительно существует. Некоторые считают, что, уничтожив в прошлом году дисквалификациями финскую лыжную команду, теперь взялись за нас.
При этом норвежская команда, например, у всех на глазах пользуется противоастматическими средствами. Они, оказывается, астматики. И никто к норвежцам не предъявляет претензий, хотя абсурдность диагнозов очевидна.
— А почему не предъявляют претензий?
— Потому что у каждого спортсмена имеется история болезни, представлены все необходимые бумаги.
Давно ни для кого не является тайной, что на Олимпийских играх и чемпионатах мира борются не только сами спортсмены, но еще и незримые силы: с одной стороны, система обоснования применяемых фармакологических средств, с другой — система обнаружения этих средств.
И вот какая-то национальная сборная применяет некую систему, которая не вызывает вопросов, — не вызывает один раз, другой, третий… А на четвертый система обнаружения выходит на новый уровень и начинает ловить то, что раньше поймать не удавалось.
Американцы хотели всех удивить своей новой системой обнаружения, и им это удалось.
— Многие связывают повышенную скандальность Олимпиады с приходом нового президента МОК г-на Рогге, его неспособностью держать процесс под контролем.
— Полагаю, для этого есть основания. Его предшественник Хуан Антонио Самаранч жестко контролировал весь олимпийский процесс, а сейчас этого нет.
— А как Вы оцениваете действия российских спортивных чиновников, в частности главы Олимпийского комитета России Леонида Тягачева, который, зная о том, что Лазутину дисквалифицируют, позволил ей бежать 30 км?
— Если это правда, то возникают вопросы. Лазутина уходит из большого спорта, хотела достойно завершить спортивную карьеру, и тут такое…
— Ваше «золото» — Ваш личный результат или свидетельство того, что российская мужская лыжная сборная вновь выходит в лидеры?
— Это свидетельство того, что в мужских лыжах мы начинаем подниматься с колен. Продолжительное время Россия не показывала хороших результатов в данном виде соревнований — на мой взгляд, потому, что очень часто меняли старшего тренера сборной. И каждый новый тренер, чтобы удержаться, в следующем же сезоне требовал высоких результатов, не думая о плановой подготовке. Летом команду гоняли, и к зиме она приходила обессилевшая. Мы пытались широко шагать — и, что называется, рвали штаны.
Как только на должность старшего тренера в 1998 году пришел Александр Алексеевич Грушин, положение стабилизировалось. Команда стала работать методом постепенности: один год отрабатывали одно, другой — другое, занялись плановой подготовкой… И через некоторое время мы стали показывать серьезные результаты. Если на чемпионате мира в 1998 году в Австрии российская мужская сборная не продемонстрировала ничего, то на прошлогоднем чемпионате в Лахти, в Финляндии, взяла уже три бронзовые медали.
Наша команда очень перспективная, одна из самых молодых в мужских лыжах в мире — средний возраст 24 года…
А что до Олимпиады, мы думали, что покажем максимальный результат в эстафете, но, как это часто бывает, на что больше всего надеются, не выходит. Был расчет и на гонку 15 км…
— Вы ведь, кстати, считаетесь фаворитом в такой гонке?
— Да, у меня лучше всего получаются 15 и 50 км. На момент проведения первой гонки у меня еще не закончилась акклиматизация — была такая вялость… Я еще утром перед стартом знал, что ничего не возьму в ней.
В Солт-Лейк-Сити очень тяжелый климат: мы и раньше выступали на высоте 1800 м, но здесь была какая-то коварная высота… Даже Хабибулин, живущий в Америке, которому не нужно акклиматизироваться, мне говорили, плохо себя чувствовал. Если бы не климатический фактор, думаю, мы бы показали результаты лучше.
— Когда стало известно, что Йохана Мюллега дисквалифицируют и Вы получите не серебряную, а золотую медаль, Вы в одном из интервью сказали, что хотели бы получить ее в торжественной обстановке и услышав гимн России. Это случилось?
— Нет, этого не произошло. Вообще, сначала было ощущение, что дисквалификация Мюллега — утка, запущенная норвежцами: норвежская команда распускала много слухов. Потом, когда стало ясно, что вопрос о лишении Мюллега золотой медали действительно рассматривается, я сказал, что лучше бы остался при своем «серебре»…
Вручение золотой медали происходило следующим образом: меня вызвали в офис МОК в Олимпийской деревне, пригласили в небольшую комнату, в которой сотрудники занимались своими делами — печатали что-то на компьютерах, достали медаль, заявили, что не успели еще переоформить документ. Спросили, сегодня ли я буду забирать медаль.
Я, честно говоря, даже вспылил: мол, идите вы все… Но сопровождавший меня тренер, сказал: «Давайте сейчас, мы сегодня уезжаем». Мне отдали золотую медаль, я вернул серебряную. Вот и все вручение.
— Как Вы сами оцениваете отрыв Мюллега на последнем участке трассы: Вы выигрывали у него 40 с, но на последних километрах он вдруг развил такое ускорение, что обошел Вас на 15 с.
— С одной стороны, это, в принципе, ни о чем не говорит — бывает всякое. Но с другой стороны, если посмотреть общую динамику лыжников на трассе, то выяснится, что у всех к концу был упадок сил, все сбавили темп. А испанский лыжник вдруг стал его наращивать.
— Это и породило у судей сомнения в чистоте его победы?
— Не знаю, что именно. Но у Мюллега брали допинг-пробу не два раза, как у всех, а три, и я слышал, что у него «скакал» гемоглобин.
Один чешский журналист мне говорил: то, что нашли у Мюллега, еще десять лет назад не обнаружили бы…
— Каким образом следовало бы, с Вашей точки зрения, построить процедуру проверки на допинг?
— Знаете, спортсмен должен просто выходить на старт — ему не надо влезать в подобные дела. Это — проблемы национальных олимпийских комитетов и спортивных федераций.
Однако спортсмену необходим сильный, квалифицированный юрист, способный не допустить таких вещей, как с Ириной Слуцкой, которую, по моему мнению, нагло засудили. Я до последнего надеялся, что она подаст протест и не выйдет на награждение, но этого, к сожалению, не произошло. Или как в шорт-треке с корейцем, дисквалифицированным, я уверен, исключительно, чтобы подыграть американцу.
— Есть ли у Вас ощущение, что МОК настроен против России?
— Не МОК — американцы… Все-таки соревнования проводились в США, а у нас всегда были натянутые отношения со Штатами. Думаю, международным спортивным организациям эдак легонько намекнули… Во всяком случае, есть такой вариант.
Я считаю, Америка, как обычно, не преминула продемонстрировать свою силу.
— Каково состояние материально-финансовой базы нашего спорта?
— Оставляет желать лучшего. В мужских лыжах после появления на территории СССР независимых государств большинство баз оказалось не в России. В нашем государстве существует только одна — в моем родном городе Остров Псковской области, и та недостроенная.
Еще накануне развала Советского Союза Павел Геннадьевич Мищенков начал ее строительство (Мищенков — мой личный тренер). Строительство происходит при поддержке правительства Псковской области и лично губернатора Евгения Эдуардовича Михайлова. Область помогает как может, но нам тяжело.
— А федеральное правительство вас поддерживает?
— Надеюсь, что поддержит — у Валентины Ивановны Матвиенко сейчас находится на рассмотрении соответствующее письмо. Поддержка для нас очень важна, учитывая, что Федерация лыжного спорта России планирует создать в Острове спортивный интернат для детей со всей страны, чтобы готовить будущие поколения российских лыжников.
Знаете, к счастью, на всех уровнях постепенно приходит понимание, что мы не должны жить так, как живем. Что нужно вновь открывать спортшколы, закрывать рынки на стадионах, поднимать зарплату учителям и тренерам. То есть вновь превратить спорт в один из национальных приоритетов.