Попутный ветер Афанасия Гончарова
БОСС-стиль | Попал в историю
Текст | Анастасия САЛОМЕЕВА
Более полувека ушло у Афанасия Абрамовича Гончарова, чтобы построить свою промышленную империю, центром которой стало парусно-полотняное и бумажное производство. Наследники прогуляли дедовское наследство за гораздо более короткий срок.
Об Афанасии Абрамовиче Гончарове известно, в общем-то, немного. Он один из пионеров отечественного парусно-полотняного производства, организатор в том числе и крупной мануфактуры Полотняный Завод неподалеку от Калуги, центром которой являлась не менее знаменитая одноименная барская усадьба, основатель дворянского рода Гончаровых. Из его многочисленных представителей впоследствии наибольшую славу приобрели две Натальи — праправнучка Афанасия Абрамовича ослепительная красавица Наталья Николаевна, ставшая женой Пушкина, и ее внучатая племянница Наталья Сергеевна, самобытнейшая художница, чей талант расцвел в первой половине XX века.
Значительное количество белых пятен в биографии Гончарова несколько контрастирует с масштабом его личности и тем впечатлением, которое производили его успехи на современников и потомков. Молва не замедлила компенсировать этот недостаток, «окружив» жизненный путь Афанасия Абрамовича легендами. Эти досужие слухи начали циркулировать вокруг имени Гончарова еще в XIX столетии, продолжили существование в веке XX и сегодня нет-нет да и возникают в его биографиях как факт неоспоримый, хотя и недоказуемый. Главная загадка, на которую пытаются ответить эти предположения, связана с тем, как Гончарову, обыкновенному калужскому посадскому человеку, удалось за довольно непродолжительное время встать в один ряд с крупнейшими промышленниками своего времени. И причина, как полагают некоторые, в близости предпринимателя к тому, на чье царствование пришлись первые годы его предпринимательской деятельности, — императору-реформатору Петру I.
Правда и вымысел
Официальное начало биографии Афанасия Абрамовича выглядит довольно прозаично. Он появился на свет то ли в 1693-м, то ли, по обновленным данным, в 1704–1705 годах в Калуге в семье Абрама Ивановича Гончарова, содержавшего, как и его отец, небольшую гончарную лавку. От этого дедовского ремесла и получили Гончаровы свою фамилию.
О том, как проходили детские годы будущего миллионщика, история умалчивает. Однако его имя вдруг всплывает в 1717 году, да не где-нибудь, а в монументальном труде «Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам» Ивана Ивановича Голикова, впервые увидевшем свет в конце 1780-х, уже после смерти Гончарова. Из «Деяний» мы узнаем, что в 1717 году Петр I, находясь в Голландии, нанял там опытного мастера для полотняной и бумажной фабрики калужского купца Гончарова, которую тот завел по царскому же поручению. Об успехе «вербовки» самодержец, как сообщает Голиков, известил фабриканта, лично ему написав. В письме Петр описал, на какое жалованье он договорился с голландцем, и оговорил, что, если Гончарову оно окажется не по силам, содержание мастера он возьмет на себя.
Увы, никаких других подтверждений тому, что Афанасий Абрамович действительно пользовался особым покровительством Петра I, история не сохранила. Императорское письмо, на которое ссылался Голиков и которое спустя века в глазах некоторых исследователей выросло до целой многолетней переписки, до нас не дошло. И теперь многие историки вообще сомневаются в самом факте его существования. Определенную роль тут играют и особенности самого источника. Многотомные «Деяния» стали одной из первых (а до середины XIX века и самой удачной) попыток систематизировать как документальные материалы, так и устные предания о Петровской эпохе. Однако, несмотря на все то огромное значение, которое они имели для историографии того времени, их все-таки нельзя назвать источником, достоверным на 100%. Автор «Деяний» Иван Иванович Голиков был по происхождению и значительную часть своей жизни по роду деятельности купцом, правда, увлекавшимся личностью Петра и начавшим собирать о нем материалы задолго до того, как сесть за свой фундаментальный труд. Работая над «Деяниями», историк-самоучка проявил и дотошность, и усердие, и организованность, но собранные данные оставил без фактической проверки и критического осмысления. Об этом он честно предупредил читателя в предисловии, оговорив, что труд его — прежде всего прославление императора-реформатора, и никакого критического разбора источников здесь искать не следует.
Кроме того, как считают многие скептики, даже если вспомнить определенную доступность Петра I для простого люда, особенное его внимание к предпринимателям, занимавшимся сферами, стратегически важными для России (а собственное производство парусного полотна, ранее закупавшегося за границей, для молодого отечественного флота, без сомнения, к ним относилось), и учесть, что царь действительно переписывался с некоторыми купцами (хотя бы со своим протеже Никитой Демидовым, зачинателем российского горно-металлургического дела), то и при соблюдении всех этих условий что-то в этой истории не сходится, и в поле внимания царя предприимчивый Афанасий Абрамович Гончаров вряд ли бы попал. Причина кроется в возрасте купца. Увы, современные исследователи говорят о том, что родился Гончаров все-таки в период между 1702 и 1705 годами, а раз так, то в 1717 году 12–15-летний юноша вряд ли мог быть хозяином устроенной по воле Петра I фабрики, даже с учетом того, что взрослели в XVIII веке значительно раньше, чем в наше время.
Тем не менее факт особой царской милости к Гончарову стал неотъемлемой частью его «легендарной» биографии, а со временем оброс и другими еще более интригующими подробностями. «А почему, собственно, Петр I был столь внимателен к этому молодому человеку?» — задались вопросом уже в позапрошлом веке. Ответ пришел сам собой: «Да потому, что Афанасий приходился Петру, проездом часто останавливавшемся в Калуге, не кем-нибудь, а внебрачным сыном!». Так появилось популярное и доныне утверждение о царской крови, текшей в жилах Афанасия Абрамовича. Доказать его никак невозможно, хотя и опровергнуть тоже.
Из посадских — во дворяне
Согласно же доступным сейчас исследователям архивным документам, Гончаров появился в полотняном бизнесе уже после смерти Петра I — сначала как приказчик купца Тимофея Филатовича Карамышева, который и был создателем первой калужской полотняной мануфактуры, основанной им для производства парусов по именному указу Петра I 1718 года. Именно Карамышев и получил от царя карт-бланш на свое дело, и именно он открыл неподалеку от Калуги у сельца Сгомань (другое название — Взгомонье), на земле церкви Спаса на Взгомонях на реке Суходров, полотняную мануфактуру, а в 1720 году еще и бумажную фабрику, из которых впоследствии вырос Полотняный Завод. Особенным указом к фабрикам Карамышева приписывались крестьяне окрестных деревень, кроме того, новоявленный фабрикант получил право нанимать к себе вольных людей и обязывался организовать на своих предприятиях обучение рабочих ремеслу новых для страны отраслей. И непосредственно Карамышеву, если и имел место факт с некоторой путаницей в датах, и мог предназначаться тот нанятый за границей царем голландский мастер.
В 1732 году Карамышев сделал Гончарова и другого своего приказчика (и племянника) Григория Ивановича Щепочкина компаньонами. При этом Афанасий Абрамович вложил в дело 15 тыс. рублей, а Щепочкин — 5 тысяч. Однако вскоре Карамышев умер, Гончаров и Щепочкин выкупили его долю у вдовы и стали полноправными хозяевами фабрик. Следующие три года компаньоны работали рука об руку, при этом Гончаров, судя по всему, выступал главным участником этого тандема. По крайней мере в 1733 году, когда на мануфактуре произошел пожар, она была восстановлена именно на средства Афанасия Абрамовича.
В 1735 году пути Гончарова и Щепочкина разошлись. Партнеры, как говорилось тогда, «полюбовно» разделили дело, и так в уезде возникло два предприятия — бумажная и полотняная фабрики Афанасия Абрамовича Гончарова (те, что фактически основал Карамышев) и новая парусно- полотняная фабрика Щепочкина, а в месте, ныне известном как Полотняный Завод, спустя годы выстроили две мирно соседствующие барские усадьбы — пышную Гончаровых и более скромную Щепочкиных.
После разделения бизнес Афанасия Абрамовича пошел в гору, и вскоре он, аппелируя к своим заслугам на ниве полотняного и бумажного производства, а также к тому, что дело было поставлено им на лад без единой субсидии из государственной казны, уже ходатайствовал перед Сенатом о приписании к его фабрике работавших там крестьян навечно. Прошение удовлетворили. Спустя еще несколько лет последовало социальное возвышение Гончарова. В 1742- м Афанасию Абрамовичу указом императрицы Елизаветы Петровны за свои заслуги на ниве промышленности (и особенно, как подчеркивалось, бумажной) был пожалован чин коллежского асессора, который давал его обладателю право на получение потомственного дворянства.
Ткань и руда
Шаг за шагом Афанасий Абрамович шел к тому, чтобы войти в узкий круг делового истеблишмента. На изготовленных на его мануфактурах парусах плавал не только российский флот, но и европейский. Поговаривали даже, что и корабли Великобритании, гордой «владычицы морей», не обходились без гончаровской парусины. Неслучайно из уст в уста передавали потомки воспоминания приближенных к предпринимателю современников, которым он хвастался, что нужды британской короны неоднократно способствовали его обогащению. А провоцировали это колониальные военные конфликты Англии — конфликт с Францией и союзными с ней индейскими племенами в Семилетней войне 1756–1763 годов за господство над северо-восточными районами Северной Америки. В результате Франция лишилась всех своих колониальных владений в Америке, так называемой Новой Франции, а затем война с провозгласившими свою независимость от Великобритании американскими колониями, будущими Соединенными Штатами Америки.
Бумажная же продукция Гончарова считалась в свое время лучшей в России, поскольку бумага делалась из отходов парусного производства без добавления древесины и целлюлозы. Бумага в отличие от парусного полотна реализовывалась исключительно на внутреннем рынке, а ее сбыт охватывал почти всю страну. Одним из крупнейших заказчиков бумаги Полотняного Завода стала Синодальная типография. Церковные книги печатались на бумаге Гончарова почти три десятка лет.
Правда, хозяйственные принципы Афанасия Абрамовича вряд ли сильно отличались от манеры вести дела большинства его коллег. Поэтому недовольство заводских крестьян и работных людей в Полотняном Заводе было самым обычным делом. И не раз приходилось Гончарову призывать войска для усмирения своего восставшего персонала.
Тем не менее конъюнктура рынка и высокий спрос стимулировали Афанасия Абрамовича расширять производство. Оставив Полотняный Завод своим основным промышленным предприятием, он во второй половине XVIII века открыл бумажные и сукнодельные мануфактуры и в других губерниях страны. Кроме того, в то же время Гончаров обратил внимание на перспективную металлургическую отрасль. Он, подобно другим предпринимателям, в том числе и Демидовым, занялся освоением природных богатств Калужской и соседних с ней губерний. Так к его промышленной империи присоединились предприятия по переработке железных руд, чугуна и железа: купленный у Строгановых Верхнепесоченский и построенный заново Нижнепесоченский молотовый завод в Серпейском уезде Калужской губернии, а также открытые в Брянском уезде Белгородской губернии Радицкий железоделательный и Любохонский чугунолитейный заводы. При Афанасии Абрамовиче эти заводы работали исправно и обеспечивали ему дополнительный доход, хотя столь же впечатляющих успехов, как полотняно-бумажное производство, они не достигли. При наследниках Гончарова работа заводов постепенно сошла на нет. И лишь в середине XIX века эти четыре предприятия, к тому времени уже фактически заброшенные, получили второе дыхание, войдя в фабрично-заводской промышленный округ Мальцовых. К началу 1870-х годов Афанасий Абрамович Гончаров мог считать себя одним из богатейших людей страны. Его владения располагались в Московской, Тульской, Белгородской, Ярославской, Владимирской и Нижегородской областях и включали несколько десятков селений. В одной лишь полотняно-бумажной мануфактуре было задействовано до 3500 человек, ежегодно вырабатывалось 300–500 тыс. аршин полотна и до трех десятков видов бумаги.
Визит императрицы
1775 год выдался для российского двора особенным. В самом начале года императрица Екатерина II покинула Санкт-Петербург и почти на год переехала с приближенными в древнюю столицу. Так самодержица решила отметить окончание Крестьянской войны. Эти 11 месяцев императрица использовала для дальнейшего знакомства со своей страной, регулярно выезжая в расположенные поблизости от Москвы города. И, конечно, одним из них оказалась Калуга. По традиции Екатерина во время таких поездок заезжала к наиболее авторитетным жителям губернии и посещала местные предприятия. Так что совсем не удивительно, что Афанасий Абрамович с волнением ожидал у себя венценосную гостью. К ее приезду постарались завершить дворец в Полотняном Заводе, где специально для царицы устроили роскошные комнаты и поистине царскую опочивальню. Только вот незадача: Екатерина Алексеевна, заехав к Гончарову, ночевать в его имении не стала, однако провела там несколько часов и с большим интересом ознакомилась с работой полотняной и бумажной фабрик.
Впрочем, и этого Гончарову оказалось достаточно. В память о дорогом его сердцу визите он заказал в Германии памятник императрице в образе Минервы (по другой версии, его заказал ее фаворит светлейший князь Потемкин, но оплатить не смог, и памятник выкупил на аукционе Гончаров), который решил установить у себя в Полотняном Заводе. Увы, когда памятник приехал в Россию, Афанасия Абрамовича уже не было в живых, а наследникам оказался недосуг заниматься его установкой. Так и пылился несколько десятков лет трехметровый монумент в подвалах Полотняного дворца, пока в царствие внука Екатерины Николая I следующее поколение Гончаровых, чьи финансовые дела к тому времени совсем расстроились, не стало собирать к свадьбе свою младшую дочь, красавицу Наташу. А дальше случилась литературно-анекдотическая история, потому что о монументе вспомнили и отдали его то ли в качестве приданого, то ли как уплату запутанного долга суженому Наташи — Александру Сергеевичу Пушкину. Он-то и присвоил этому памятнику имя, под которым ему суждено было прославиться, — «Медная бабушка». Как известно, Пушкин с этим нежеланным подарком намучился и кому только не пытался его продать, однако казна не захотела, а ценителей прекрасного не нашлось. Лишь в 1836 году «Медную бабушку» пристроили на Петербургский Литейный завод Франца Берда, и, видимо, предназначалась она на переплавку. Через несколько лет от этой незавидной участи ее спасли дворяне из Екатеринослава (позже Днепропетровск). Случайно увидев статую, они выкупили ее и привезли в родной город, в центре которого Екатерина II наконец заняла почетное место. Памятник не раз менял в этом городе место прописки, но простоял там до фашистской оккупации Днепропетровска в Великую Отечественную войну. После этого он бесследно исчез.
Что же до Афанасия Абрамовича, то ему суждено было прожить долгую жизнь и умереть в 1780-х годах — то ли в 1784-м, то ли в 1788-м. Незадолго до смерти он добился перевода своих полотняного завода и бумажной фабрики с прилегающими поместьями в майорат — неделимое имение, которое передавалось старшему наследнику мужского пола в роде и не могло быть ни заложено, ни продано. Старшим его сыном был секунд-майор, надворный советник Николай Афанасьевич Гончаров, и прожил он недолго — до 1785 года, а после его смерти майорат отошел к его единственному сыну и наследнику Афанасию Николаевичу Гончарову. А тот, названный в честь деда, не отличался ни его сдержанностью, ни предприимчивостью, так что громко и весело прогулял доставшиеся ему от деда миллионы за каких-то несколько десятков лет.