Никас САФРОНОВ: человек — существо многоликое
Анастасия САЛОМЕЕВА
Настоящий художник в России всегда больше, чем просто художник. Он не может оставаться равнодушным наблюдателем того, что происходит на его родине и в мире, а перипетии экономической, политической и общественной жизни, свидетелем которых он становится, так или иначе но будут отражены в его творчестве.
И Никас Сафронов — один из известнейших современных российских художников — не исключение из этого правила.
— Никас, вы создали немало портретов известных политиков. Как вы выбираете тех, кого будете писать? Или это они выбирают вас?
— По-разному. Но чаще всего мне заказывают свои портреты, это относится и к политикам. Мне приятно, что люди выбирают меня из тысяч художников и доверяются именно мне. Портреты я пишу разные, в том числе и парадные. Когда я пишу государственного деятеля, то обычно в рабочем кабинете и в официальном костюме. Во время сеансов я стараюсь разговорить человека, раскрыть его, понять, узнать его привязанности. И потом, очень может быть, что-то из этого я включу в свою картину. Предположим, мой клиент увлекается охотой, или, скажем, его самая любимая историческая эпоха — время Людовика XV. Тогда в картине может появиться охотничий трофей где-то на стене или антикварный томик Вольтера на книжной полке…
Сам я тоже могу выбрать чей-то образ для моего портрета. Мне очень интересны состоявшиеся, яркие и неординарные личности. Хочется запечатлеть в ретроспективе своей живописи наших выдающихся современников, уже ставших историей при жизни.
Я писал многих президентов, в том числе президента России Владимира Путина, президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, президента Азербайджана Гейдара Алиева и многих других. Мне предложили написать президента Франции Николя Саркози, и у меня есть большое желание написать портрет Фиделя Кастро.
И делаю я это отнюдь не из тщеславия и не для пиара — мне это интересно как художнику. Эти люди уникальны, над ними уже сейчас не властны ни время, ни обстоятельства. Если бы они родились в другую эпоху, то все равно проявили бы себя как личности. Это и Ростропович, и Солженицын, и мать Тереза, и Ванга. К ним приковано внимание современников, интересны они и мне.
Если бы у меня была такая возможность, я написал бы многих известных политиков и прошлого, например генерала де Голля, сэра Уинстона Черчилля, Наполеона, Ленина, Сталина, Мао — людей, определявших судьбы не только тех государств, во главе которых они стояли, но и будущее всего мира. Но это невозможно. Я, к сожалению, живу в это время, и, увы, в наши дни ярких личностей стало заметно меньше.
— А почему так? Люди измельчали?
— Нет, тут не в людях дело. Возможно, структура власти стала иной. Сегодня почти не осталось единовластия, что, собственно, совсем неплохо. Раньше груз ответственности за судьбу страны нес один человек, и только от него зависело, быть ей или нет. Друг за другом проходили, может быть, и неплохие, но мало чем примечательные государи. Но вот рождается Иван Грозный, Петр I, Екатерина II или Генрих VIII, Елизавета… Или же вопреки всем законам престолонаследия к власти приходят харизматичные Оливер Кромвель и Наполеон Бонапарт, Борис Годунов. И каждый из них поворачивает в иное русло историю своего государства.
Так что сегодняшним политикам труднее себя проявить. В цивилизованных странах их выбирают на четыре года и потом, если все хорошо сложится, еще на такой же срок. И не то чтобы они были ограничены временными рамками. Лидер государства теперь работает в команде, члены которой делят с ним ответственность за принимаемые решения.
Но тем не менее и сейчас встречаются интересные и неординарные люди. И я хотел бы запечатлеть их в своем искусстве.
— Показав только лучшие стороны этих людей?
— Обычно я нахожу в лицах тех, кого пишу, светлые черты и передаю их на холсте.
Я к своим заказчикам отношусь с уважением. Меня нередко критикуют за то, что я льщу своим клиентам, что все, кого я пишу, на портретах выглядят более красивыми и одухотворенными. Но разве это плохо? Да, я порой сознательно идеализирую изображаемое, поскольку изначально пытаюсь увидеть в любом человеке хорошее, раскрыть его с лучшей стороны. Все свои картины я начинаю с молитвы. Может быть, именно поэтому и люди у меня получаются светлыми. Людям чаще надо говорить, что они по природе своей добры и что душа их стремится к совершенству. Представьте, мой клиент столкнулся со сложной жизненной ситуацией, он стоит перед выбором: поступить как личность честно или пойти на низость, предательство. Человек колеблется.
И тут его взгляд падает на портрет, где он красивый и одухотворенный. И приходит решение: человек поступает так, как и положено поступать. И все — одна битва за его душу выиграна. Так что поверьте — это работает!
Но вернемся к портретам известных политиков. При всем своем хорошем отношении к людям, я никогда не забываю и об исторической правде. Как художник, я должен быть ей верен. Знаете хрестоматийную историю про Веласкеса и папу римского Иннокентия Х? Веласкес любил деньги и был известным и модным портретистом. И вот однажды ему заказал свой портрет понтифик, человек, может быть, и выдающийся, но не самый приятный. Веласкес от заказа не отказался и принялся за работу. Но нарисовал он Иннокентия Х таким, каким тот был на самом деле — жестоким, хитрым и алчным. Папа, оплатив портрет, принял его, но никому не показывал при своей жизни, да еще и запретил выставлять в течение 100 лет после своей кончины. Конечно, есть много и негативных людей, оставивших недобрую память о себе в истории. И истинный художник, как исследователь и психолог, если он испытывает интерес к такому человеку, не должен отказывать себе в том, чтобы написать его портрет. Только нужно быть предельно честным. Пусть это будет просто фиксация исторической правды.
Справедливости ради скажу, что лично мне негодяи и подлецы, пусть и выдающиеся, не интересны. Я никогда не стал бы писать портрет Нерона, прославившегося тем, что он был дурным человеком и при этом плохим политиком. Понимаю древних римлян, уничтожавших портреты своих тиранов и предававших их имена забвению. Я тоже лучше бы закрыл эту страницу истории и вообще не вспоминал о ней, как будто ее никогда и не было. Прославлять людей, которые хотят остаться в памяти человечества за счет своей подлости и низости, негоже.
— А вот в портретах серии «Яйцеголовые» духовности как-то не видно…
— Человек — существо странное и многоликое. Помните, как сказал барон Мюнхаузен, герой Олега Янковского: «Самые большие глупости зачастую в мире делаются с умным выражением лица». Иногда человек напускает на себя значимость, что-то пытается из себя изобразить, а пообщаешься с ним и понимаешь, что это всего лишь блестящая обертка, а внутри-то у него души нет. Поэтому лица у такого человека нет, оно как бы осталось в яйце, так и не вылупившись. Но есть люди, которые не состоялись. Но может быть, вдруг что-то из него и получится. А сегодня это пока человек-яйцо.
— Или из него получится человек-животное, как в другой серии ваших картин…
— Цикл «Люди-животные» возник случайно. Я жил на Тибете, где мне рассказывали легенды о кошках и других животных, в которых живет душа человека. Затем я как-то поехал в Египет, и так случилось, что около трех суток мне пришлось провести в одиночестве в египетских пирамидах. И вот там было много видений полуженщин-полукошек и вообще людей-животных. Вернувшись в Москву, я начал приглядываться к своим приятельницам и увидел, что во многих из них действительно есть что-то кошачье, животное. Так появилась серия «Женщины-кошки». А некоторых я изобразил в виде собак всевозможных пород, птиц, крыс, свиней, шакалов… Так что люди разные, как и животные, и каждый несет свое духовное начало. А человек с человеческим лицом — явление достаточно редкое.
— Как появилась ваша галерея картин «Река времен», где наши знаменитые современники представлены в образе героев полотен старинных мастеров и известных исторических личностей?
— Галереей «Река времен» я занимаюсь много лет. Мне всегда были интересны старые мастера, которых я много копировал и изучал с оригиналов и чьи картины я использую в этой серии. Ко всему прочему такая практика дает мне возможность лишний раз использовать сложную лесировочную технику. Но, облачая своих героев в исторические костюмы, я не пытаюсь достичь портретного сходства. Я просто переношу их в другое время, как мне кажется, близкое им по духу. Как правило, всегда угадываю, вводя в ту историческую эпоху, которая психологически наиболее точно подходит тому или иному человеку.
Бывает и так, что я пишу светский официальный портрет какого-то клиента, в процессе общения мы становимся хорошими приятелями, и я в знак уже дружбы, используя свои старые наброски и эскизы, изображаю его, например, в образе средневекового рыцаря или другого героя. Даже неважно, позировал мне изображенный на картине герой или нет. У меня фотографическая память, и я могу по памяти до мельчайших подробностей воспроизвести на холсте черты интересного мне человека, которого когда-либо видел. Так получилось с Владимиром Высоцким, хотя я не был с ним лично знаком и видел его только в театре. Но мне, кажется, удалось написать его в образе монаха-францисканца, которого когда-то написал Эль-Греко.
Большинство же героев полотен «Реки времен» я пишу, конечно, с натуры.
— Вы сказали, что пришло время иной структуры власти, авторитаризм уходит. А как же быть нашей стране, государственная система которой испокон веков зиждилась на единоначалии?
— Да, в России всегда было единовластие, и, возможно, это хорошо, но это и наша беда. Я считаю, что сегодня нашей стране как раз нужна коллегиальная система власти. И пришла пора нам этому учиться.
Так уж устроен наш народ, что мы все время ждем справедливого царя-батюшку, сильного лидера, который придет, решит все проблемы, после чего мы наконец-то заживем хорошо.
А если такая личность не родится в ближайшие 100—300 лет, что делать? Пусть развалится Россия, что ли? Но так не должно быть. Почему мы всегда должны надеяться на нового
Петра I или на Екатерину II? Да и сколько великих правителей было в нашей истории? Увы, не так уж и много.
Когда-то, когда в России существовал институт монархии, такая вера была оправданна.
Да и тогда не всегда были умные и дальновидные государи, и часто их окружали не самые толковые советники. Но все же любой российский монарх нес ответственность за страну, его с младенчества приучали относиться к подданным как к своим детям, заботиться о своей родине и болеть за нее душой и сердцем. Царь имел все, и тем самым хоть он один во всей России имел иммунитет против наших вечных болезней — коррупции и казнокрадства. Правление российского самодержца заканчивалось только с его уходом в мир иной, а значит, он не чувствовал жесткого временного ограничения своего пребывания у власти. А по его смерти престол переходил к законному наследнику, следовательно, царю надо было успеть жениться, родить сына, воспитать из него преемника. Тогда все это давало стабильность.
Однако скоро будет 100 лет, как в России нет монархии. Мы давно уже живем по иным законам и теперь сами выбираем себе президентов. Но может ли при сегодняшних реалиях первое лицо Российского государства сохранить столь близкую нашим сердцам авторитарную форму управления?
Я не уверен. Сегодня нам повезло с Путиным. А что будет завтра?
Как я уже говорил, современные президенты приходят на несколько лет. Они ограничены во времени. И с чисто житейской точки зрения очень понятна ситуация, когда человек, избранный на несколько лет президентом, получив это единоначалие, хочет воспользоваться им для своего собственного блага и для блага своей семьи. И править он станет так, как ему удобно, и при этом не всегда может думать только о своей родине. Поэтому нужно иметь несколько ветвей власти, а судьбоносные для государства решения должен принимать не один человек, а команда управленцев.
— В России сейчас начинает прививаться опыт командного управления…
— Вообще-то, подобный опыт, и не самый плохой, мы получили еще при Советском Союзе. Можно сколько угодно ругать брежневское время, эпоху застоя, но все-таки, когда Леонид Ильич Брежнев был уже совсем болен, когда он мало что уже понимал и фактически не мог сам управлять государством, хорошо ли плохо ли, но машина государственной власти работала. Потому что генсека окружала команда, заставлявшая вертеться шестеренки этого механизма. Да, система, при которой мы жили, была неправильной, порочной, неудобной, но все же она давала многим гражданам стабильность и веру в завтрашний день.
Что же касается сегодняшней России, то нам предстоит еще многому учиться. Например, тому, как формировать управленческую команду страны. Сейчас, к сожалению, человек, приходящий к власти, собирает вокруг себя всех «своих». Это, с одной стороны, правильно: руководитель подбирает тех, кого давно знает, то есть проверенных людей. А иначе, где гарантии, что его решения будут правильно выполняться? Но, с другой стороны, мы-то этих людей не знаем или знаем очень плохо. Кто такие эти «свои», откуда появились, чем заслужили высокие привилегии, какими путями, в конце концов, пришли к власти? Пока все эти вопросы для нас остаются без ответа, и, что самое грустное, отвечать на них никто и не собирается. И получается, что сегодня власти предержащие относятся к нам как к малым детям или того хуже — как к неразумным баранам. Мол, радуйтесь тому, что мы вообще у вас есть, а остальное не ваше дело. Мы все решим за вас: кому дать владеть нефтью, газом, электричеством и сколько платить учителям или пенсионерам.
Сегодня нам надо учиться писать правильные законы и исполнять их. Пока же, к сожалению, законодательная база в стране несовершенна. И никак не удается победить извечные русские воровство и коррупцию. Как такое может быть, что Россия, по своим природным ресурсам одна из богатейших стран мира, по уровню жизни населения занимает место среди самых бедных государств?! Да потому что все наше богатство разворовывается, потому что процветают взяточничество и попустительство.
Воров и взяточников, в конце концов, можно поймать и посадить. Но и это не решение всей проблемы, иначе за решеткой окажется полстраны, а воровать все равно будут. Сегодня Россия слишком далеко ушла вперед, чтобы ее проблемы можно было решить по старинке — железными тисками и лагерями. Мы уже давно живем в цивилизованном мире. Поэтому выход здесь один — в создании адекватной законодательной базы, в уважении к букве закона, перед которым все должны быть равны.
 |
 |
— А может, выход еще и в совершенствовании духовно-нравственного состояния российского общества? Недаром в своем недавнем телеинтервью великий писатель Александр Солженицын говорил о том, что сейчас оно очень далеко от идеала.
— Я согласен с Александром Исаевичем, но считаю, что это задача прежде всего лежит на государстве. Чтобы поднять уровень духовно-нравственного состояния нашего общества, требуется государственная программа. Но в ней, как мне кажется, сейчас никто не заинтересован.
Духовно-нравственное воспитание необходимо начинать с наших детей, это будущее страны. Но как сегодняшний ребенок может вырасти в духовного человека, если он живет в грязном подвале, если его мать пьет, а где отец — один Бог ведает? О каком высоком нравственном состоянии общества можно говорить, когда мы чуть ли не каждый день слышим страшные истории о том, в каких жутких условиях появляются на свет наши младенцы, когда наши дети выброшены на улицу, когда в центре городов стоят молодые женщины и торгуют своим телом, когда около миллиона наших соотечественниц занимаются тем же за рубежом, потому что другой работы они найти не могут? Многие наши дети предоставлены сами себе, их воспитанием не занимаются ни родители, ни школа, ни государство. Мамы и папы озабочены только тем, как заработать деньги на пропитание, им не до детей. Те, кто побогаче, отправляют своих отпрысков с глаз долой — в частные школы Швейцарии, Великобритании, Италии, лишь бы под ногами не мешались. Но и там дети не застрахованы от бездуховности, и там их поджидают многочисленные социальные пороки. Более того, их воспитывает уже другая система, и сюда они возвращаются чужаками, смотрящими на Россию как на дикую страну, от которой надо непременно что-то урвать себе в карман. Как сельская учительница будет воспитывать в своих учениках разумное, доброе, вечное, если она, получая 2 тыс. руб. в месяц, в первую очередь должна думать о том, как прокормить себя и свою семью?
Наконец, о каком духовном возрождении общества можно говорить сейчас, когда наше искусство столь низко пало?
— Искусству тоже нужна государственная поддержка?
— Конечно. Снова вспомню о Советском Союзе. Тогда власть поддерживала кино, театр, литературу, музыку, изобразительное искусство. На все это выделялись деньги, была строгая система отбора качественных произведений, на корню пресекался дилетантизм. Конечно, в то время господствовала пропаганда, с двойными стандартами и далеко не всегда объективная, но тем не менее искусство жило. Оно заставляло людей верить в свое будущее и в будущее своей страны, стремиться к чему-то высокому.
Сегодня ничего этого нет: каждый отвечает сам за себя. Никто даже не учит людей хотя бы тому, как делать это профессионально и достойно. Уходят старые школы — это касается и театра, и кино, и живописи, и литературы. У нас была одна из лучших в мире актерско-режиссерских школ. Но разве хоть один современный российский фильм, снятый за последние 10—15 лет, может сравниться с лучшими образцами старого советского кино: с «Войной и миром», «Братьями Карамазовыми», «Журавлями» «Кавказской пленницей», «Золотым теленком», «Премией», «Коммунистом», «Тихим Доном»? Что такое нынешние актеры, может, и талантливые сами по себе, но, увы, лишенные своих корней и не имеющие серьезного отношения к своей профессии, в сравнении с великими Яншиным, Грибовым, Качаловым, Смоктуновским, Никулиным, Вициным, Леоновым, Евстигнеевым? Мне кажется, им смешно и стыдно было бы смотреть наши нынешние фильмы. И тем не менее мы то и дело слышим о новых «замечательных» фильмах, включается машина пиара, раскручивающая их, постоянно мелькают рекламные ролики, их все время награждают на местечковых многочисленных фестивалях различными псевдонаградами. Но смотреть-то нечего!
Я не думаю, что кто-то из молодых артистов понимает, что такое его профессия, да и, наверное, никто не хочет этого понимать — так проще. А ведь настоящий актер — это трагедия, судьба, особое состояние души: с ним надо родиться, оно должно воспитываться семьей, школой и государством. Человек может жить в коммуналке, быть тяжело больным, несчастным, нищим, но все это должно забываться, как только он выходит на сцену. Здесь он — король, профессионал, способный перевоплотиться в кого угодно, безраздельно властвующий над зрителями.
Вся эта сегодняшняя вакханалия — следствие дилетантизма и непрофессионализма, господствующих в нашем обществе. Стране катастрофически не хватает профессионалов — в искусстве, журналистике, экономике, управлении государством и вообще во всех областях…
— Вы неоднократно предлагали поспорить о «Черном квадрате» Казимира Малевича. С вашей точки зрения, этот художник — непрофессионал?
— Малевич, конечно, профессионал. Только я считаю, что нам, живущим в современном мире, вредно его искусство и творчество его, так сказать, последователей. Вредно по одной простой причине: оно влечет за собой дилетантизм и упадок профессионального ремесла.
Малевич не умел работать в классике и из-за недостатка художественного образования не мог стать таким блестящим художником, как Саврасов, Брюллов, Репин, Суриков, Серов, Перов. Но он был далеко не глуп и решил войти в историю иным путем — придумать нечто новое, шокирующее, что заставило бы говорить о нем тогдашнее и, как следствие, уже современное общество. Так появился «Черный квадрат», который Малевич на одной декадентской выставке водрузил в красный угол, на место иконы. Такой эпатаж возмутил почти всех, но цель художника была достигнута — его заметили. И Малевичу этот прием пришелся по сердцу. Позже он начал штамповать свои квадраты, писал их в 1922—1924 годах, а подписывал 1902 годом, то есть уже сознательно шел на подлог и жульничество.
Казимир Малевич, может быть, даже и недурной художник, но только это не тот художник, о котором надо так много говорить. Его слишком раскрутили. Ведь в то время жили и творили Васнецов, Борисов-Мусатов, Айвазовский, Иванов, Маковский, Нестеров… И это были настоящие художники, от Бога. Только они не кричали о собственной уникальности на всех углах, просто тихо корпели в своих мастерских над прекрасными картинами. Но сегодня их имена произносятся не с таким придыханием, как имя Малевича…
То, что сделал Малевич, стало примером для других: люди поняли, что можно снискать славу «великого» художника, вовсе не умея держать в руках кисть, и многие принялись паразитировать на пустоте. Так началась эпоха дилетантизма. Сегодня почти каждый может заявлять о себе как о профессионале, не умея при этом рисовать. А коли есть деньги и связи, то свое «творчество» можно спокойно вывести и в ранг мирового аукционного искусства. Но это к настоящему искусству имеет мало отношения.
Вот, например, американец Джексон Полок вошел в историю как автор самой дорогой картины в мире: один из его «шедевров» недавно был продан на аукционе за $135 млн. Только рисовать он почти не умел, брызгал краской на холст — вот тебе уже и абстрактная картина. Но сегодня премудрые галерейщики и пиарщики выдают его работы за шедевры. Только почему именно это шедевры, толком объяснить никто не в состоянии. Так, из пустого в порожнее мелят… И зачем после этого художнику учиться различным техникам рисунка и живописи? Зачем годами изучать творчество и технику великих мастеров, ездить в Великобританию, чтобы увидеть и изучить Тернера, в Нидерланды — чтобы познать светотени Рембрандта и цвета Рубенса, в Италию — изучать Леонардо, Микеланджело, Рафаэля? Зачем штудировать классику? Раз можно ничего не делать, просто брызгать краской и спокойно зарабатывать большие деньги, а заодно и славу.
— Вам, художнику, досконально изучившему все возможные техники, не обидно?
— А что поделать? Время такое. Я понимаю, что сегодня, чтобы твои картины продавались, ты должен быть известным, привлекать внимание общества. От пиара никуда не уйти.
Вообще, это сложный вопрос. Таких художников, как Полок и иже с ним, раскручивает целая армия галерейщиков, пиарщиков, псевдоискусствоведов. Именно они определяют современную политику в мире искусства. Они продвигают дилетантов, потому что это «их» люди, члены тусовки, и зачастую отсекают талантливых профессионалов. Здесь идет хорошо продуманная игра. Картины псевдохудожников годами покупают, раскручивают и продают друг другу сами галерейщики, потихоньку подготавливая общественное мнение. В конце концов находится состоятельный дилетант, мало понимающий в искусстве и не знающий, куда потратить большие средства, ему внушают, что эта картина «сокровище» и «шедевр», и продают за огромные деньги.
А сколько подделок продается даже на самых известных аукционах! И это подписывается известными искусствоведами, которым много платят.
Я знаю, меня не любят те, кто восхищается Малевичем и Полоком. Недавно был такой случай. В Москву приехали журналисты из «Лос-Анджелес таймс», интересовавшиеся современным российским искусством. Они зашли к одному очень известному галерейщику, и тот стал их уверять, что нет у нас в стране таких художников, как Глазунов, Шилов, Сафронов, так нас ругал, что американцы решили сами посмотреть, чем же это мы так ужасны. Пришли ко мне, увидели картины… и восхитились. В итоге на обложке одного из номеров этого издания и еще на нескольких полосах внутри появились мои работы. Так что иногда и отрицательный пиар бывает полезен.
А вообще, я уверен, что жизнь все расставит по своим местам. Сегодняшняя подмена ценностей — дело временное. Если художник достоин, если он истинный профессионал, он войдет в историю живописи, а псевдомастера канут в Лету и уже никогда не будут тревожить память человечества. Да, бывает и так, что забываются имена и произведения величайших гениев, но проходит время — и их извлекают реки времени, извлекают как бесценные жемчужины. Так было с Бахом, Вивальди, Гайдном, Вермеером, Дельфским, Грюнвальдом и многими другими.
Босс №01 2008 г.
