Выступление Эльвиры Набиуллиной на совместном заседании профильных комитетов Госдумы по Основным направлениям единой государственной денежно-кредитной политики на 2022 — 2024 годы
Уважаемые коллеги, добрый день!
Спасибо за приглашение выступить на совместном заседании комитетов Государственной Думы с проектом Основных направлений денежно-кредитной политики. Сам документ уже активно обсуждался в Думе, было много вопросов, и документ сам дорабатывали: мы всегда очень внимательно относимся ко всем рекомендациям Государственной Думы.
Если позволите, я сегодня начну с того, как мы видим текущую ситуацию по нашим решениям по денежно-кредитной политике, которые мы принимали в этом году. Потом, собственно, и про сам документ, потому что и тема наших решений и нашего анализа она непосредственно связана с самим документом — Основными направлениями денежно-кредитной политики.
Этот год — год восстановления после беспрецедентного кризиса. К счастью, наша экономика оправилась достаточно быстро. Быстрее, чем многие ожидали. И она уже вернулась к уровню, который был до пандемического кризиса, но и к тренду — то есть с учетом того, как росла бы экономика, если бы этой пандемии не было. С одной оговоркой: кроме нефтегазового сектора, но там действуют договоренности об ограничении добычи. Безработица вернулась к значениям 2019 года, практически к историческому минимуму, и при этом мы видим, что количество открытых вакансий тоже находится на историческом максимуме. И наш анализ, наше взаимодействие с регионами, анализ того, что происходит на предприятиях в регионах, показывает, что уже во многих секторах возникает нехватка рабочей силы.
Мировая экономика тоже быстро восстанавливается. Но это не означает, что последствия пандемии преодолены. Восстановление страдает от серьезного дисбаланса между спросом, который превышает докризисный уровень у нас практически во всех секторах, и предложением, которое не поспевает за ним. Этот дисбаланс, он существует не только в России, но и в мире, это одна из причин скачка инфляции как в мире, так и в России.
И принципиальный вопрос для центрального банка — как относиться к этому скачку в инфляции. Часть центральных банков в других странах считает, что проблемы временные, денежно-кредитной политикой реагировать не нужно, нужно просто подождать. Другие, как и мы в том числе, считают, что временный характер вот этого возникшего инфляционного давления не так уж очевиден и однозначен. И вот по каким причинам.
Проблемы на стороне предложения в логистических цепочках, производственных цепочках оказались серьезнее, чем ожидалось, и они все еще сохраняются, несмотря на то, что ковидные ограничения для движения товаров уже практически исчезли.
Более того, изменилась сама структура спроса. Люди стали больше потреблять товаров, чем услуг. Поэтому и потребность доставки этих товаров, упаковки товаров, она возросла. Кроме того, в условиях и пандемии, и того, что происходит после пандемии (происходят серьезные структурные изменения), возникла потребность, и она растет — в активном использовании цифровых каналов практически везде. Это повысило спрос на телекоммуникационное оборудование. Казалось бы, все это такие очень точечные проблемы, но мы видим, что они расширяются, как круги по воде. Не хватает микросхем, упаковочных материалов, пластика и так далее. В итоге мы наблюдаем, например, сложности для производителей автомобилей из-за нехватки микрочипов. Производители некоторых таких товаров ждут сохранения проблем не только до конца этого года, не только в 2022, но где-то даже и в 2023 году. Это уже совсем никак не назвать кратковременным сбоем. Это то, что может создавать достаточно устойчивое инфляционное давление.
Конечно, в динамике инфляции есть такие и сугубо временные факторы. Например, плохая погода, которая сократила срок хранения урожая прошлого, да и нынешнего года. И в нашей политике мы учитываем, что подобные явления сойдут на нет. И надо понимать, что они все равно создают долгосрочные эффекты. Временные проблемы, но эффекты могут быть долгосрочные. Почему? Потому что люди, когда видят рост цен в магазине, не размышляют, как мы, в категориях временных и устойчивых факторов, они просто думают, что цены теперь все время будут расти. Рост цен на так называемые товары-триггеры (это те, которые наиболее заметны в потребительской корзине, которые наиболее важны для людей, к ним относятся, конечно, продукты питания), они разогревают инфляционные ожидания еще больше.
Более того, мы видим, что инфляционные ожидания, их большой рост за последние полтора года (а инфляционные ожидания откатились на уровень 2016 года, когда инфляция еще была высокая, вы помните, и снижалась к цели от экстремальных уровней 2015 года) — и все это, конечно, фактор при принятии решений по денежно-кредитной политике. И это отличает нашу страну от тех, где инфляция низкая давно, и эти страны борются с низкой инфляцией. Она уже там около 30 лет была низкой, и там инфляционные ожидания заякорены. Люди понимают, что центральный банк не допустит повышения инфляции, и понимают, что не надо сейчас бежать покупать все товары, потому что все равно инфляция вернется к цели, которая установлена центральным банком. И там инфляционные ожидания вот так не скачут, когда краткосрочное колебание на рынках происходит. Действительно, еще раз, это объяснимо: у нас инфляция около 4% была всего около 4 лет, а 25 лет была высокая инфляция, еще и гиперинфляция в 90-е годы. И, конечно, такое отношение людей понятно.
Но рост инфляционных ожиданий — это не абстрактная категория. Центральный банк ее всегда упоминает. Это не абстрактная категория, то, что люди ожидают от инфляции, меняет их поведение. Люди начинают по возможности больше тратить, а не сберегать: покупать сейчас, пусть даже в кредит (поэтому мы видим, как растет потребительский кредит), пока не подорожало еще больше. И такое изменение модели может создавать серьезные риски раскручивания инфляционной спирали. Когда предложение все равно не поспевает, потому что есть ограничения логистические и так далее, а денежный спрос растет. Он не выливается в увеличение потребления, просто растут цены. Это не значит, что стало больше машин, просто на них выросли цены. Когда мы говорим, что вот это избыточный спрос, это речь идет не о том, что мы потребление физическое пытаемся каким-то образом сдержать, а именно перевод его в цены.
История показывает, что единственный способ заякорить инфляционные ожидания — это возвращать инфляцию к цели. Люди должны приобрести собственный достаточно продолжительный опыт жизни при низких темпах роста цен, не опасаясь, что завтра их благополучие будет разрушено.
А высокая инфляция действительно разрушает благополучие. И когда нам говорят, что можно допустить инфляцию, главное — держать ставку низкой, чтобы рос кредит повсюду, мы не можем согласиться. Инфляция — это реальная беда, которая делает людей беднее. Рост инфляционных ожиданий нас действительно тревожит. И то, как он уже сейчас повлиял на поведение людей, на финансовое поведение, показывает, как люди боятся инфляции.
Мы в конечном счете работаем не ради роста кредитных портфелей банков (кредит нужен, но большой долг сам по себе не залог успешного развития экономики, а часто, наоборот, чрезмерная задолженность — это проблема для развития экономики). Нам нужно благополучие людей.
Поэтому центральный банк обязательно должен вмешаться, чтобы предотвратить рост инфляции. Именно поэтому мы повысили ставку на последнем заседании до 7,5% и, возможно, будем рассматривать необходимость дальнейшего повышения на ближайших заседаниях. Мы просто обязаны вернуть инфляцию к цели, чтобы не потерять доверие людей.
При этом я тоже хотела бы напомнить, что денежно-кредитная политика действует с временным лагом. Чтобы эффект от тех решений, которые мы приняли, от изменения ставки уже через изменение поведения людей, через изменение рыночных ставок повлиял на инфляцию, чтобы это полностью произошло, нужно от трех до шести кварталов. Этот лаг называется лаг трансмиссионного механизма. И повышения ставки, которые мы уже предприняли, начали влиять на экономику, мы начали в марте, и мы видим уже некоторые изменения, которые, на наш взгляд, будут нарастать.
В прошлом и особенно в этом году на фоне мягкой денежно-кредитной политики, а вы помните, что в условиях пандемии мы снизили ставку до 4,25%, чтобы поддержать экономику, поддержать людей, ставки по депозитам стали низкими. Когда инфляция тоже низкая, это не так страшно. Но инфляция начала расти, инфляционные ожидания росли еще быстрее, а ставки оставались на низких уровнях. И банки, кстати, тоже не спешили поднимать ставки вслед за первыми повышениями ключевой ставки, где-то рассчитывая, что инфляция временная, о чем мы говорили, и наше ужесточение политики временное, что это можно просто переждать, можно не повышать ставки, в том числе по депозитам, зачем предлагать клиентам больший процент. И поэтому мы должны были действовать достаточно решительно, чтобы банки начали менять свою процентную политику. В результате ставки по депозитам наконец начали расти — в сентябре по депозитам на срок больше года банки предлагали 5,9% годовых, а в начале этого года это было 4,2%. В октябре (пока у нас есть только оперативные данные, это маркетинговые предложения банков, их анализ) рост ставок продолжился, средняя где-то составляет 6,7%. С учетом нынешней инфляции эта ставка по депозитам низкая, как мы понимаем. Но нужно смотреть не на инфляцию, которая была в прошлом, а какая будет в течение года, люди должны знать, что в течение года их деньги на депозитах не обесценятся. Если мы вернем, а наша политика на это направлена, инфляцию к цели, то это будут уже положительные ставки по депозитам, депозиты будут выгодны и будут обгонять инфляцию. И мы видим, что люди уже реагируют на это, за 10 месяцев этого года депозитный портфель (особенно осенью он начал расти) вырос на 1,2%, а в прошлом году был отток на 0,8%. Люди с депозитов тоже переводили на текущие счета, мы видели, и на финансовый рынок уходили. Мы с вами даже вместе обсуждали необходимые меры по защите людей.
По депозитам ситуация постепенно меняется. Вот по необеспеченным потребительским кредитам ситуация меняется не быстро. Потребительское кредитование продолжает расти высокими темпами — за девять месяцев с начала года — 16%. Это не очень хорошо, потому что дальше — уже опасный рост закредитованности. Конечно, кредитные ставки со скрипом, но тоже повышаются вслед за ключевой, но вот высокие инфляционные ожидания, о которых мы говорили, делают для людей эти кредиты все равно привлекательными, несмотря на повышение ставок.
Поэтому мы обратились к вам, к законодателю, с просьбой ввести макропруденциальные лимиты на выдачу отдельных видов кредитов, особенно закредитованным гражданам. Я надеюсь, что этот закон будет принят в ближайшее время. Он позволит ограничить нарастание долговой нагрузки для уже закредитованных людей и рост кредитного портфеля в тех сегментах, где уже есть перегрев. Сейчас это как раз потребительское кредитование. Но при этом это не будет мешать расширению кредитования в других сегментах.
Ключевая ставка, я напомню, прежде всего влияет на краткосрочные ставки в экономике, на стоимость денег «в короткую», в основном до года. А вот долгосрочные ставки по кредитам определяются куда в большей степени инфляцией и ожиданием того, какой в будущем будет инфляция. То есть банк, выдавая кредит, закладывает в долгосрочные процентные ставки в том числе и свои ожидания по инфляции, заботясь, чтобы стоимость кредита не была для него съедена инфляцией. Поэтому если бы мы ставку оставили низкой, и при этом банки начали бы сомневаться, считая, что Центральный банк попустительствует инфляции, либо начали сомневаться в том, что мы контролируем инфляцию, что инфляция вернется к цели, в ипотечную ставку они стали бы закладывать еще сколько-то процентов на компенсацию потерь от инфляции. И ставки для людей по ипотеке выросли бы. У нас такое было в 2012–2013 годах, когда инфляция была высокой, ключевая ставка — не очень высокой, а ипотека была очень дорогой. Сейчас профессионалы финансового рынка ориентируются на то, что мы инфляцию вернем к цели в следующем году. И поэтому долгосрочные ставки не изменились так быстро. По той же ипотеке они несколько подросли — с 5,9% в начале года (это с учетом и льготной программы) до 6,2% на первичном рынке. Это несмотря на то, что льготные программы даже стали уменьшаться. На вторичном рынке, где льготная программа не действует, тоже небольшой рост за это время — с 8 до 8,4%. Притом что мы ключевую ставку повысили на 3 с лишним процента. То есть вот эта политика по таргетированию инфляции позволяет долгосрочные ставки делать более доступными. Высокая инфляция — это практически запретительные долгосрочные кредиты. Поэтому нам и с этой точки зрения, с тем чтобы у нас в стране были долгосрочные, длинные кредиты, нужно, конечно, проводить последовательную политику по контролю за инфляцией. Темпы прироста ипотеки тоже остаются высокими — за девять месяцев 21% уже с начала года (в прошлом году было 15% за девять месяцев).
Расширяется и кредитование предприятий, в том числе малого и среднего бизнеса. За девять месяцев корпоративный портфель кредитов крупным компаниям вырос на 7%, а портфель кредитов малому и среднему бизнесу — на 26%. И если в прошлом году такой рост темпов кредитования малого и среднего бизнеса был связан с тем, что малый и средний бизнес брал кредиты, потому что у него резко упала выручка, надо было платить зарплаты и аренду, то есть это была компенсация выпадающей выручки, сейчас мы видим, что это кредиты на развитие и расширение производства. В таком тревожном постковидном мире, конечно, очень важно поддержать уверенность предпринимателей в завтрашнем дне, и стабильность инфляции и долгосрочных ставок очень важны, но вот когда началась очередная волна пандемии, мы снова дали некоторый спецмеханизм для малого и среднего бизнеса, который пострадал, для того чтобы банки не прекращали кредитовать малый и средний бизнес, который попал под ограничения.
И для нас очень важна тема защиты доходов граждан, низкая инфляция — это, бесспорно, самое главное условие для этого. Но у нас как у мегарегулятора кроме денежно-кредитной политики, хотя мы сегодня обсуждаем денежно-кредитную политику, есть и другие инструменты, я буквально коротко хотела о них напомнить, потому что они тоже важны в контексте защиты людей на финансовом рынке.
Мы активно развиваем разные финансовые сервисы, Систему быстрых платежей. Вы знаете, чтобы людям было удобно расплачиваться и не переплачивать за эквайринг, который входит в стоимость товаров. Мы сейчас активно противодействуем скрытым комиссиям и навязанным услугам со стороны финансовых организаций. Мы знаем, что и у депутатов всегда на контроле, и люди об этом говорят — что покупают один продукт по одной цене, а получается другой.
Поэтому с нового года вводится сквозной период охлаждения: можно будет от любой навязанной услуги отказаться в течение 14 дней. Той услуги, которая продана вместе с кредитом, — это страховка и юридическая поддержка, которую навязчиво предлагают, когда оформляется кредит. Право отказаться от таких услуг и вернуть их продавцу должно применяться максимально широко, чтобы сбить аппетиты к нечестным продажам, которые, к сожалению, есть. Кроме того, мы считаем, что кредитор, когда дает кредиты людям, и при продаже дополнительных услуг должен уведомлять заемщика о его праве отказаться от такой услуги, потому что когда человеку навешали в договоре много скрытых платежей (а внешне обещали очень привлекательную ставку), он не всегда может сам в этом разобраться.
И мы намерены серьезно повышать штрафы за такое навязывание и мисселинг.
Мы также хотели поменять способ расчета полной стоимости кредита, чтобы в нем учитывались все дополнительные платежи, комиссии, страховки, другие услуги, проданные вместе с кредитом. Чтобы человек реально понимал, сколько ему надо платить, его бы не ослепляла рекламная и часто нечестная ставка. Потому что сколько мы видим рекламы, по сути дела, с нереальными ставками. Важно, что, если по этой ставке работать, это убыточно для банка, и он никогда такую ставку не даст, но он привлекает людей этими ставками. И важно, чтобы кредитор сообщал заемщику, как изменится полная стоимость кредита в случае внесения изменений в кредитный договор. Сейчас мы видим по практике: по договору полная стоимость кредита низкая, но одновременно заключается дополнительное соглашение, где она уже выше. И вот сейчас такие изменения в законодательство идут. Я почему и подняла этот вопрос, потому что считаю важно действительно в скорое время его урегулировать. Понятно, что финансовые институты не всегда довольны таким регулированием, но, на наш взгляд, это надо делать. Хотела бы сказать, что после основного этапа, когда мы очищали финансовую систему от неустойчивых и таких криминальных банков, были отзывы лицензий и санации, сейчас для нас появилась возможность от решения этой задачи, от того, чтобы просто заниматься непосредственно устойчивостью финансовых организаций, сместить фокус именно на защиту прав людей и бизнеса при получении финансовых услуг.
И теперь в конце о нашем прогнозе. Анатолий Геннадьевич (Аксаков — Ред.) уже об этом сказал. Мы действительно делаем базовый сценарий и несколько альтернативных.
Наш базовый сценарий, тот который мы считаем наиболее вероятным, он строится на нескольких предпосылках. Первое — это все-таки постепенное улучшение эпидемической ситуации. Второе — мы считаем, что будет продолжено постепенное поступательное восстановление мировой экономики. Третье — мы исходим из того, что узкие места в производственных цепочках все-таки будут разрешаться, и инфляционное давление как минимум по этой линии не будет нарастать и будет постепенно ослабевать. И четвертое — мы понимаем, что в крупнейших экономиках, в американской прежде всего, будет происходить постепенное сворачивание стимулирующих мер, выход из очень мягкой денежно-кредитной политики, и отсутствовать будет инфляционная спираль в мире. Это в нашем базовом прогнозе.
И в нашем базовом прогнозе мы видим, что инфляция в этом году будет между 7,4–7,9%, а в следующем году при нашей политике, при таком развитии ситуации вернется к 4–4,5%.
Наша политика способна обеспечить снижение инфляции до этого целевого уровня, для этого мы подняли ставку и еще некоторое время будем ее удерживать выше нейтральной, чтобы добиться вот такого устойчивого замедления инфляции. Вы знаете, мы с весны этого года уже начали публиковать прогноз нашей ключевой ставки. Мы раньше этого не делали, это новшество этого года. Мы публикуем, как мы видим прогноз ставки, это диапазон среднегодовой ставки. На 2022 год — это 7,3–8,3%. Возвращение к нейтральному уровню ставки (это, напомню, 5–6%) произойдет не раньше середины 2023 года. Это необходимо, чтобы инфляция вернулась к цели и сохранялась на этом уровне.
При этом наша политика не препятствует росту экономики. Наоборот, мы считаем, что низкая инфляция — это то, что нужно экономике. Когда инфляция высокая, вы посмотрите, как двигаются относительные цены, и бизнесу тяжело планировать, какая у него будет выручка, какая будет рентабельность, если при этом издержки растут непонятным образом, цены на его продукцию непонятным образом растут. Когда высокая инфляция, там очень большой относительно размах цен. Низкая инфляция, это мы видели по опыту, пусть не очень большому четырех лет, там все цены приблизительно близко друг к другу растут. Поэтому для бизнеса планировать инвестиции в этих условиях достаточно сложно. И мы, подняв ставку и добиваясь снижения инфляции, как раз помогаем экономике вернуться к сбалансированным, устойчивым темпам роста.
Рост ВВП в этом году мы ожидаем 4–4,5%. Это достаточно быстрые и во многом восстановительные в первой половине года темпы роста, которые были поддержаны стимулами и со стороны бюджета, и со стороны денежно-кредитной политики. Это восстановительные темпы роста. Но этот восстановительный импульс, мы тоже должны это понимать и честно об этом говорить, он постепенно будет уменьшаться. И мы прогнозируем устойчивый рост 2–3% в ближайший год. Это выше, чем мы оценивали потенциал роста до пандемии, потому что с тех пор Правительство объявило и начало реализовывать комплекс структурных мер, которые, на наш взгляд, действительно могут дать более устойчивые темпы роста.
Если сравнить этот год с последующими, потому что мы все хотим высоких темпов роста, то здесь можно провести аналогию со спринтерским бегом. Бежать быстро долго невозможно. Именно поэтому нельзя накачивать экономику, заставляя ее расти выше потенциала. Я сейчас скажу тоже несколько слов, что такое потенциал. Экономический организм в таком режиме долго работать не сможет — будет высокая инфляция, это как зашкаливающий пульс у бегуна, а за ней потеря темпов — одышка, а потом сердечный приступ, не дай бог, и так далее. Именно поэтому важно вовремя сворачивать антикризисные меры. Нельзя достигать перегрева, а высокая инфляция — это симптом, это градусник, который показывает, что предложения не успевают за спросом. Мы быстро убежали от ковидного кризиса, теперь надо двигаться в нормальном темпе, и поэтому нормализация бюджетной и денежно-кредитной политики очень важна. Конечно, для того, чтобы повышать темпы роста вот такие устойчивые, не 2–3%, нужно повышать производительность труда. Мы видим уже недостаток рабочей силы, и только отдача от рабочей силы производительности труда даст возможность это повышать.
Теперь об альтернативных сценариях. Мы один раз в год их представляем. Если они раньше отличались ценой на нефть, то теперь, когда бюджетное правило и плавающий курс снизили влияние цен на нефть на экономику, мы рассматриваем альтернативный сценарий как влияние внешних факторов, которые могут существенно поменять ситуацию.
Какие это факторы и сценарии? Первый — усиление пандемии. Что будет происходить, если пандемия усилится и будут локдауны по всему миру, как это повлияет на экономику. Второй — глобальная инфляция. Мы видим, что инфляция растет по всему миру, и если мир с ней не справляется, как это будет на нас влиять. И третий — мировой финансовый кризис. То есть если центральные банки в мире начинают достаточно активно реагировать на мировую инфляцию, они будут реагировать. Но в мире накоплен такой огромный объем долгов, что это может повлиять и на финансовые рынки. Хочу сразу сказать, что мы все эти три альтернативных сценария не рассматриваем как наиболее вероятные. Их вероятность вместе ниже, чем у базового сценария, по нашим оценкам, не потому, что они нам не нравятся, а потому что мы считаем все-таки, что предпосылки наиболее вероятны для базового сценария. Но считаем, что мы должны показать, как будет действовать Банк России, если ситуация будет развиваться с этими сценариями, и в Основных направлениях мы показываем нашу политику во всех этих трех случаях. И еще важно здесь пояснить, что мы не только показываем, как мы будем действовать, но вот такие альтернативные сценарии позволяют оценить, насколько наши решения, которые мы сейчас принимаем по денежной-кредитной политики, устойчивы, если жизнь пойдет по-другому, если внешние условия изменятся и будут ли наши решения, которые мы сегодня применяем, эффективны в других обстоятельствах. Это тоже для нас важно. И надо сказать, что все-таки мы возвращаем инфляцию к цели в 2023 или 2024 годах, такая политика выдерживает проверку возможным изменением обстоятельств, она достаточно надежна, мы сможем без рывков и шоков для экономики перестроиться, если внешние факторы изменятся.
Анатолий Геннадьевич вначале предложил, чтобы у нас еще был вариант с более высокими темпами роста, мы, конечно, тоже готовы. Но вот высокие темпы роста, на наш взгляд, устойчивее не те, которые инфляцией подогреты и потом вниз сошли. Можно допустить инфляцию, подогреть на один-два года эти темпы роста, а потом они снизятся и будут ниже, чем были без инфляционных шоков. Если говорить об устойчивом повышении темпов роста, то это, конечно, тот потенциал экономики, это прежде всего структурные меры Правительства, расшивка узких мест в экономике, инфраструктуре и так далее. Мерами денежно-кредитной политики мы это сделать не можем. Но мы подумаем, как вот этот вариант рассмотреть, потому что, на наш взгляд, мы все-таки те меры, которые Правительство структурно запланировало, их учитываем в базовом сценарии. Надо понимать, что структурные меры, любые, они все-таки дают эффект не сразу, нужно время, 2–3 года и больше, и они будут давать эффект больший после нашего прогнозного периода. Наш прогнозный период — он трехлетний.
В заключение буквально несколько слов, еще раз вернусь к связи инфляции и экономического роста, инфляции и благосостояния людей, потому что это основное, для чего нужна низкая инфляция.
Еще раз подчеркну, без низкой инфляции, мы в этом уверены, не будет долгосрочных инвестиций, не будет долгосрочных кредитов. Люди будут терять сбережения и доходы, которые съест инфляция. Все это вместе разрушает доверие общества к экономической политике. Когда нет ориентира на будущее, говорить об устойчивом экономическом росте не приходится. Поэтому говорить, что, с одной стороны, инфляция, с другой — экономический рост, некорректно. Низкая инфляция нужна именно для экономического роста. Потому что вместо сбережений в рублях, которые банки трансформируют в кредиты, будет долларизация, вместо инвестиций — вывод прибыли. И это обычно заканчивается стагфляцией. А чтобы переварить последствия стагфляции, есть страны, которые через нее проходили, это нужно будет долгие и долгие годы. Наша политика направлена именно на то, чтобы не допустить таких сценариев, обеспечить инфляцию на целевом уровне, который комфортен для граждан и компаний, позволяет им развиваться, а для экономики — рост вблизи потенциала, на том уровне, когда он может быть устойчивым и сбалансированным.
Спасибо за внимание!
Буду рада ответить на ваши вопросы!
