Арктика разморозит рост российской экономики
Босс-профессия | Арктика — регион роста
Реализация проектов в арктической зоне — задача на десятилетия вперед. Она потребует решения проблем глубоководного бурения, транспортных, экологических проблем. России принадлежит естественное лидерство в развитии Арктики, так как у нас арктическая зона самая большая в мире и имеется значительный опыт ее освоения. Тем не менее Арктический проект России нуждается в самых передовых разработках российской высокотехнологичной промышленности и науки.
Этот технологический вызов вполне может быть реализован: научно-технологический потенциал в стране сохранился. Отчасти он остался с советского времени, есть и инновационные направления, появившиеся в последние десятилетия.
О том, какие подходы нужно использовать при реализации российского Арктического проекта, —
наша очередная «арктическая» подборка материалов*
.
* Первая подборка была опубликована в №6/2015.
Босс-профессия | Арктика — регион роста
Текст | Дмитрий АЛЕКСАНДРОВ
Фото | Александр ДАНИЛЮШИН
Генеральный директор компании НТЦ «Нефтегаздиагностика» Виктор Лещенко — инновационный предприниматель, активно расширяющий свои технологические компетенции, увеличивающие потенциал бизнеса, в том числе экспортный. Особенно активно — с началом конфликта Запада с Россией, когда российские технологические решения становятся все более востребованы и конкурентоспособны.
Сегодня компания занимается не только обследованием и ремонтом нефте- и газопроводов в России и за рубежом, но и рядом перспективных проектов, в том числе связанных с нефтегазодобычей в морской и арктической зонах.
О перспективах динамичного экономического и технологического развития после избавления от, прежде всего, психологической зависимости от Запада и значении в этом Арктического проекта Виктор Викторович рассказал нашему журналу.
Зеленая улица для российских разработок
— Виктор Викторович, какие перспективы вам видятся в сфере импортозамещения?
— Для нас, как и для большинства российских компаний, имеющих иностранных партнеров, введение западных технологических санкций и последовавшее обрушение курса рубля оказалось крайне болезненным, сломавшим отлаженный механизм работы. Мы были вынуждены искать новые технологические решения с опорой на отечественные разработки, активизировать активность на зарубежных рынках. Санкции послужили мощнейшим стимулом для структурных изменений в компании по оптимизации деятельности, по форсированию наших собственных технических разработок. Могу сказать, что многие наши проекты обрели «второе дыхание», и сейчас по некоторым пунктам мы вырвались на самые передовые позиции. Это касается и технологий, которые могут быть применены при освоении Арктики, в нефтедобыче, мониторинге технического состояния и обслуживании систем транспорта нефти и газа. Например, технологии ремонта подводных морских трубопроводов, где «Нефтегаздиагностика» выдвинулась на самые передовые позиции.
По своим партнерам и коллегам тоже могу сказать, что существуют очень сильные отечественные разработки и в других сферах, где считалось, что мы полностью зависим от Запада, но оказалось, что есть российские решения, более дешевые, простые и эффективные. В частности, в области подходов для подводных добычных комплексов.
Подобные технологии очень интересны «Газпрому». Однако выяснилось, что есть крупные институциональные инвесторы из-за рубежа, готовые участвовать в инвестировании локализации производства таких комплексов на территории России.
— То есть в отношении технологического развития компании — не было бы счастья, да несчастье помогло?
— В какой-то мере. Если бы не было санкций, их стоило бы придумать.
Если же говорить об импортозамещении в целом, к этой теме нужно подходить с холодной головой, не впадая в патриотический фанатизм и шапкозакидательство.
Замещение без перегибов
— Не стараться выращивать бананы в средней полосе России?
— Ну не только бананы.
У нас ведь многое из того, что и можно бы в России «выращивать», пропало и быстро не возродится. Например, электронная элементная база: что-то выпускается, хотя отрасль в целом практически потеряна. Собственных качественных микросхем, элементарных резисторов, транзисторов нет. И пройдет не один год, прежде чем они появятся в достаточном объеме и ассортименте, сопоставимые по уровню и цене с импортными.
Нужно просто спокойно, по-взрослому относиться к тому, чем мы располагаем и чем, к сожалению, нет. И из этого исходить, чтобы сконцентрироваться на реально достижимых целях, какие отрасли развивать в первую очередь.
Осознание собственных недостатков, ошибок и ограничений — первый шаг к победе. Если у вас плохое зрение, надо надеть очки, если хромаешь, неразумно пытаться догнать убежавших вперед. Может, можно где-то срезать поворот и всех обогнать? И пора уже прекратить стенать и стыдиться самих себя. По многим технологиям мы как минимум никому не уступаем, есть выдающиеся достижения и навыки. Авиационное двигателестроение, атомная энергетика, многое-многое другое. Тот же ВПК — колоссальный кладезь технологических наработок. А уж по умению находить нестандартные решения и давать ассиметричный ответ превосходим всех, вместе взятых. Вообще по идеям, по схемным решениям мы, россияне, один из самых талантливых народов.
У меня, честно говоря, нет этому объяснения. Просто у нас какая-то природная, ментальная склонность к неочевидному взгляду, к дерзким, прорывным идеям.
А если говорить о том, что делать, то, во-первых, осознать реальное положение дел, инвентаризировать цели, задачи и процессы и понять направления движения, где можно нащупать почву под ногами, ну и, конечно, стратегия.
— Стратегический план?
— Да, исходящий прежде всего из наших собственных долгосрочных интересов, опирающийся на мировой опыт, наши сильные стороны и естественные преимущества. Как в 70—80-е годы Япония выходила в лидеры мировой экономики? Было определено несколько прорывных направлений: микроэлектроника, автомобилестроение, технический текстиль, композитные материалы. Они на этих направлениях сконцентрировали усилия, и затем наработки в этих отраслях вытащили за собой всю промышленность.
А Индия? Всего лишь 20—25 лет назад отсталая в основном страна, страна третьего мира. Cегодня же они работают над собственной марсианской программой, цель которой — пилотируемый полет на Марс. В один прекрасный день они для себя решили: мы построим университет, пригласим лучших ученых и преподавателей, вырастим из вчерашних мальчишек и девчонок ученых и инженеров. Они играют вдолгую, смотрят на десятилетия вперед.
Про Китай я даже и не говорю: в недавнем прошлом — страна, способная только на выпуск примитивного ширпотреба, а ныне — один из лидеров машиностроения, мировой науки и технологий.
Так и нам, необходимо заново научиться играть вдолгую, ставить самые дерзкие цели — ведь когда-то умели, в советское время например. И в космос первыми рванули, и атомная электростанция, и ледокол первые в мире. С нас брали пример и у нас учились этому другие.
Стратегия вообще ключевой элемент. У нас очень хорошее ручное управление — как ни у кого. Тактическое мастерство, особенно у первого лица: ни один мировой лидер не может с ним сравниться в этом, нет ни одной фигуры сопоставимого масштаба.
Но отсутствует система, долгосрочной устоявшейся стратегии пока не прослеживается. А, следовательно, и надежную, самоподдерживающуюся систему всех уровней государства как такового выстроить крайне сложно. Пирамида у нас стоит не на основании, а на вершине — фактически на одном человеке: лидере страны.
Знаете, на долларе нарисована пирамида, стоящая на широком основании, да там еще и глазик масонский сверху. И такая пирамида в США на самом деле выстроена. Можно снести верхушку, но основание останется, и сформируется новая верхушка. И не надо стесняться учиться, в том числе и у наших оппонентов и противников.
— Когда мы строили социализм, были глобальные задачи.
— Сейчас перед нами не менее глобальная задача — вернуть России ее законное место одного из оплотов мировой цивилизации: в политическом, экономическом, интеллектуальном и культурном отношениях.
Война в открытой фазе
— Как эту задачу решать?
— Прежде всего осознать, что против нас ведется война — уже в открытую. И это хорошо, что в открытую. Она ведь велась и раньше: конфликт Запада с Россией начался не со Сноудена или Сирии. Не получилось бы на Украине, придумали бы другое.
Вспомните: после распада Союза мы разве что не молились на Запад. В одностороннем порядке отдали Штатам свои секреты разведки, выполняли все их рекомендации и указания, сами распилили свои самолеты и ракеты, однако нам постоянно пеняли на то, что у нас не та демократия и свобода слова, нарушаются права человека, что в одиночку своей Сибирью пользуемся, что мы должны бесконечно каяться и преклоняться.
Конечно, у нас много проблем, есть и Сердюковы—Васильевы, и Хорошавин с Гайзером, но в любой стране делается много гнусностей и мерзости, и «оплот демократии» США не исключение. На совести западной цивилизации преступлений на многие порядки больше — и в прошлом, и прямо сейчас. Но речь идет о том, что наши проблемы выискиваются и передаются «в работу» нашим «борцам» не как повод исправить ситуацию, а как инструмент скрытой войны на подавление суверенитета России. И опять же, нужно спокойно, без эмоций осознавать, что это не «Запад» плохой, а мы хорошие. Это совершенно естественный процесс эволюции: сильнейший старается удержать свое положение и подавить возможное сопротивление конкурентов. И никакие обиды здесь неуместны: эволюции не знают ни морали, ни справедливости. Это категории другого порядка. Следовательно, мы должны так же спокойно и четко понимать, что наше независимое развитие никому, кроме нас самих, не нужно. Конкурентам жизненно необходимо «построить» нас под свои собственные интересы, и если и интегрировать в свою структуру, то под собственные задачи, максимально перехватив управление, лишив самостоятельности.
Очевидно, что непрерывно ведется скрытая, гибридная, когнитивная война. Как хотите ее назовите, суть от этого не меняется. И основное, самое эффективное оружие когнитивной войны — это внедрение противнику целей-обманок в красивой обертке. История с Украиной просто сорвала покров со многих «социальных» западных проектов — время от времени отрезвление от очарования красивыми разговорами полезно. Сегодняшняя ситуация — мобилизующий фактор. Все равно что очнуться перед несущимся на тебя поездом, ужаснуться, однако вовремя отпрыгнуть.
Понимание причин и механизмов естественного противостояния цивилизаций, сосуществующих на одной планете, крайне важно, ведь это дает понимание не просто мотивации другой стороны, но и осознание общих опасностей, общих целей и задач, где наши интересы совпадают. На какие взаимные уступки мы можем пойти, и что мы можем предложить друг другу, чтобы избежать большой беды.
Цели-обманки
— Что делать?
— Прежде всего провести инвентаризацию наших прошлых лозунгов: что из того, что мы делали, это морок, какие из целей, к которым стремились, цели-обманки? Понять, чего от нас добиваются, и что из этого совпадает с нашими интересами, а что нет. У нас есть шанс сделать это раньше, чем нас захватят изнутри зомбированные люди. Украина, к несчастью, опоздала.
Мой близкий друг родился и живет на Украине — настоящий патриот Украины. Так вот он уверен: «Сейчас у нас в стране правят бесы, на нас напустили морок». Скажите, говорит, вашей Собчак: если бы она 2% из того, что свободно говорит в России, позволила на Украине, с ней давно бы уже расправились. И никого бы не нашли, потому что это сделали бы политически правильные люди, победители Майдана, новая власть.
И ведь люди там скачут и проклинают «ватников-оккупантов» не потому, что они плохие или глупые. Когнитивное оружие — страшная штука. Оно обыденно, незаметно. Технологии мягкого «зомбирования» отработаны в совершенстве. Каждому же случалось вдруг покупать совершенно не нужные вещи, поддавшись рекламе. Вспомним нашу собственную недавнюю историю, когда страной управлял «сильно пьющий гражданин» из ближайшего окружения предыдущей власти. Когда в момент мы отвернулись от своих собственных убеждений. Вначале «комуняку на гілляку», гражданская война, потеря огромных территорий… так же скакали под красивые лозунги. А уж сценарии «горячей фазы» совпадают до запятой, со своими «небесными сотнями» и в Югославии, и на площади Тахрир, в Ливии, в Сирии.
Конечно, большинство и в Америке, и в Западной Европе с уважением относится к России, хочет с ней сотрудничать, искренне стремится к тому, чтобы взаимодействовать с ней как равноправным партнером. Хотя есть и другие, которые стремятся к тому, чтобы Россия была слабой, зависимой. И именно эти другие стоят у власти, и они многого достигли в подчинении России извне и изнутри.
Нам просто необходимо спокойно, без поиска ведьм, проанализировать и понять, какие из решений и целей последних лет, когда мы шли к «светлому демократическому общеевропейскому будущему», были в национальных интересах России, а какие в интересах других. Что из них обманки и ловушки.
Российские реформы и здравый смысл
— Каковы главные из обманок?
— Ну вот навскидку: «Государство — неэффективный собственник». Раздали предприятия олигархам — и что, стало эффективнее? Производственные мощности, целые институты уничтожили ради сдачи площадей в аренду. Может, бизнес и стал эффективнее и прибыльнее, только целые отрасли потеряли.
Страхование, в частности медицинское, в том виде, в котором оно реализовано под лозунгом — «чтоб как на Западе». Взносы ОМС, как известно, собираются в виде налога. И потом государство добровольно передает эти средства частным страховым компаниям.
Я занимаюсь реальным производством, мне из бюджета никто ни копейки не дал. А тут дают огромный капитал — нате! Управляйте нашими деньгами, потому что «государство — неэффективный собственник».
Государство сознательно делегирует выполнение своих собственных функций и конституционных обязанностей коммерсантам, но ведь основная задача коммерческого предприятия согласно уставу — прежде всего извлечение прибыли! Сами отказываемся от огромных денег, и потом Минфин залезает в пенсии. А деньги не то что лежат на поверхности, они даже уже собраны и раздаются по частным карманам.
Целые отрасли страхования превращены в машины изъятия денег из бюджета. Так же, как и так называемое саморегулирование, снабженное надстройками в виде СРО.
На деньги, которые уходят в страхование и СРО, можно было помочь всем бедным и три раза вылечить всех больных.
— СРО провозглашалась мерой борьбы с коррупцией.
— Да, в результате коррупция и поборы были просто легализованы. Вообще как только звучит лозунг «мы боремся с коррупцией», жди беды.
Еще один яркий пример — система конкурсов на госзакупки. Опять же под лозунгом борьбы с коррупцией.
44-й и 223-й ФЗ в нынешним виде — это просто вредительство. Ничуть не удивлюсь, если их придумали не у нас. Сами не догадались бы.
Вдумайтесь: вся наша экономика, на всех уровнях сейчас настроена на выбор самого примитивного решения, самого дешевого. Про какие инновации можно говорить?! Новое и передовое не может быть дешевле старого и примитивного. Вот это самый настоящий морок.
Следующий кричащий пример:что мы сделали с образованием? Главным девизом перехода на новую систему — ЕГЭ и ГИА — опять-таки являлась борьба с коррупцией среди учителей. И что, победили? Теперь задача школы сформулирована Минобразованием как оказание образовательных услуг! Не образование и подготовка будущих грамотных кадров в интересах НАШЕГО государства, а услуги.
Лозунг образовательной реформы: давайте устроим Болонскую систему образования, а то дипломы наших специалистов не признают на Западе. Так, может, и слава Богу, что их не признают на Западе! Зачем открывать дверь в одну сторону? Сделайте условия, чтобы иностранные специалисты приезжали к нам. Все страны, наоборот, борются с экспортом кадров — мы же создаем для него все условия. Мы же с упоением, за огромные бюджетные деньги радикально перестроили всю систему нашего образования, которое было лучшим в мире, исключительно ради транспарентности дипломов, чтобы наши специалисты уезжали на Запад. Ведь совершенно очевидно, что молодые специалисты, которые оперились на Западе, не вернутся домой.
— Почти все нобелевские лауреаты-соотечественники оказались не в России, в лучшем случае только одной ногой в России.
— Это как раз результат разгрома национальной системы образования и науки. Это ведь живые люди, они останутся там, где в них больше заинтересованы.
А вернется тот, кто оказался неуспешен. Вернется обиженный, расстроенный.
— Есть ли против него противоядие?
– Мне кажется, необходим элементарный здравый смысл. Ведь для себя мы покупаем удобное, функциональное, а по госзакупкам — то, что самое дешевое. Избегаем кушать в дешевых забегаловках — здоровье дороже.
Главная функция Академии наук — экономить и зарабатывать или совершать научные достижения и открытия?
Цель реформы здравоохранения — это экономия за счет резкого снижения доступности медицинской помощи или улучшение здоровья граждан страны? «Надо экономить». Да, на чем-то надо, но не на здоровье и на качестве жизни!
Что для государства важнее: сиюминутная выгода за счет покупки более дешевых решений за рубежом или создание комфортных условий для развития собственной технологической базы?
Обыкновенный здравый смысл и есть противоядие против таких мороков.
И еще. Пора уже власти перестать бояться оппозиции. Это ведь ценнейший ресурс идей и кадров, противоядие против внутренних вредителей.
Только не следует стесняться называть вещи своими именами — кто есть кто.
Убийство Немцова — трагедия. Убийц и заказчиков необходимо найти и наказать. Однако при этом не нужно стесняться рассказывать, кем был Немцов, какую роль он и иже с ним играли при Ельцине. Каким образом уже на следующий день после трагедии успели напечатать море плакатов и футболок? Так же, как и Кох, Касьянов, — теперь наши главные обличители порядков. Как и банкир Пугачев, который проворовался и бежал в Лондон. Мария Гайдар — яркий пример. Она была, на минуточку, вице-губернатором в одной из областей, а затем советником мэра Москвы. И вдруг не моргнув глазом отказывается от российского гражданства.
Так надо показывать, кто в оппозиции вовсе не бескорыстные трибуны, а люди, которых отлучили от кормушки, и они теперь за это мстят. Разумеется, я не хочу сказать, что все те, кто настроен оппозиционно, — мерзавцы. Огромное количество честных и порядочных людей, которым «за державу обидно». Но такие люди, к сожалению, не на виду, не на слуху. Они не пиарятся и не кричат о себе на каждом перекрестке — они спокойно занимаются своими гражданскими проектами.
Важно осознать болезнь, понять ее механизмы. Разговор про импортозамещение, но без понимания этих механизмов не обойтись.
Если бы санкций не было, их следовало бы придумать
— Сейчас этот морок проходит, и выясняется, что мы вот это умеем, это умеем…
— Да, приходит понимание этого.
Если говорить о нефтяном секторе, то он уже во многом адаптируется к новой ситуации. Первое время было страшно: рубль падает, бюджет нужно пересматривать. Хотя постепенно ситуация стабилизируется. Плюс к этому теперь стало выгодно и интересно пытаться выходить на зарубежные рынки — многие производственные и сервисные компании увеличивают портфели своих иностранных проектов, в том числе и мы.
Если говорить об экономике в целом, ничего фатального не происходит — кризис я бы назвал трудным выздоровлением. Понятно же, что в любом случае меняется технологический уклад. Смену одного уклада мы пропустили — он практически мимо нас прошел: уже страны-то не было. Однако теперь мы многое можем начать с чистого листа, и это наше преимущество.
Для того чтобы совершить технологическую и экономическую перестройку, нужны прежде всего наукоемкие технологии. Нам важно понять и осознать, где мы сильны, и что мы можем.
Лечение Арктикой
— В какой мере новая Энергетическая стратегия соответствует задачам импортозамещения?
— В Энергетической стратегии очень правильно сказано, что роль маленьких и средних компаний следует повышать. Есть множество месторождений, которые большим компаниям неинтересны.
— Сегодня получается, что у нас страна реализует интересы крупных нефтяных компаний, которые и за рубежом зарабатывают экспортную выручку, и здесь имеют низкие затраты, потому что рубль упал, и еще зарабатывают на огромной цене на нефтепродукты на внутреннем рынке.
— С нефтяными компаниями не все так однозначно. Серьезные проекты могут осилить лишь крупные компании, а на них часто вешают те или иные государственные обременения: профинансировать какие-то крупные проекты, например строительство стадионов к Чемпионату мира по футболу. И не надо забывать, что «нефтянка» — наш крупнейший налогоплательщик.
— А Арктический проект может нам в этом помочь?
— Убежден. Полностью пророчество Ломоносова звучит так: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном».
Арктика для нас не то что подарок — это такое наследство, которым, с одной стороны, надо дорожить, а с другой, оно нас может вытащить из технологического и научного отставания, в котором мы оказались.
У России самая большая часть Арктики: мы доминируем в арктической сфере по естественным причинам. Адмирал Макаров говорил: «Россия есть величественное здание, фасадом обращенное к Ледовитому океану». Это самые сложные условия, которые есть на планете. При этом Арктический регион не только огромная ресурсная база с уже доказанными запасами. Арктика обязательно станет зоной рождения самых новейших, прорывных мировых технологий и огромным, колоссальным рынком потребления и сбыта этих новейших технологий.
Как создавать — мы умеем. После революции мы почти с нуля создали тяжелое машиностроение, а после войны — ракетно-космическую и ядерную отрасли. Опытом создания технологических направлений и отраслей с нуля мы владеем лучше, чем кто бы то ни было.
У нас есть пока достаточно образованных кадров, научные школы, традиции, остались еще заводы и НИИ. Мы знаем Север, умеем и любим жить на Севере, строить самые северные в мире промышленные города, мы адаптировались там, у нас много уникальных северных разработок. И мы в состоянии создать технологии, которые могут быть использованы по всему миру.
И еще. Нам очень может помочь то, что большинства арктических технологий еще нет, их нужно создавать с нуля, а значит, нет и мороков, которых полно у нас на других направлениях.
— Если эти мороки появятся, нам будут предлагать готовые технологические решения, причем несвежие, и всеми способами блокировать наше развитие.
— Яркий пример. В Карском море американская ExxonMobil пробурила самую северную скважину в России «Университетская-1». Уникальную, но на наши деньги. На нас, как на кошечках, потренировались, потом будут нам же за наши же деньги продавать, мы же станем добывать нефть, а за вырученные деньги приобретать технологии. То есть полностью зависеть от поставщиков технологии, и они будут контролировать нашу нефтедобычу и наши цены, так как без технологий мы не сможем добывать нефть.
Система без лоббизма
— Как выстраивать систему освоения Арктики?
— Прежде всего никакого «рынок все рассудит». Наигрались! Уже многие понимают, что это лозунги-обманки. Далеко не все и не везде. Арктика уникальна и крайне ранима.
Понятно, что, с одной стороны, рано или поздно, нравится кому-то или нет, но широкомасштабное освоение арктических регионов неизбежно. С нашим участием или за нас и без нас.
С другой стороны, полномасштабное освоение Арктического региона — это задачка посложнее, чем освоение космоса. Ни одна даже самая крупная госкомпания в одиночку, в разумные сроки с этой работой не справится.
— Но могут быть не только госкомпании, но и, например, «ЛУКОЙЛ» или крупные иностранные компании. Чем больше участников проекта, тем эффективнее его реализация…
— Согласен. Однако, если мы готовы увеличить число инициаторов проекта, требуется единая осознанная и жесткая политика. Чтобы, во-первых, не изобретать велосипед, во-вторых, чтобы четко соблюдался государственный интерес, обеспечивалась промышленная и экологическая безопасность. Арктика — очень нежная и хрупкая. Это наследство общее, а не частных компаний. По моему глубокому убеждению, освоение Арктического региона должно проходить под жесточайшим контролем государства. Это значит, что необходимо обеспечить приоритет интересов России как государства и выразителя интересов граждан страны над интересами частных, государственных или иностранных компаний.
Что же касается бизнеса, то да, его участие (крупного, среднего, отечественного и иностранного) в освоении Арктики и нужно, и неизбежно. Однако следует сформировать условия для устранения противоречия между обоснованным желанием добывающих компаний минимизировать свои затраты, в том числе за счет закупки более дешевого иностранного оборудования, и долговременными задачами государства по развитию отечественных технологий и производства.
Очевидно, разумным является создание единого регулятора по Арктике — компактного, компетентного госоргана с широчайшими полномочиями, с четко прописанными функциями, ответственного за формирование единых «правил игры» для всех участников Арктического проекта, единой технической и правовой политики, возможно, с прямым подчинением президенту. При этом критически важно, чтобы у данного регулятора не было возможности лоббирования чьих-либо интересов, кроме государственных.
— Министерство по делам Арктики?
— Нет, не министерство. А именно комиссия, своего рода совет старейшин, задача которого — прописывать жесткие, четкие, однозначные, понятные правила игры.
— Например какие?
Первое — установить абсолютный приоритет технического совершенства предлагаемых технических решений над ценовыми параметрами.
Следующее и, может, основное — установить не менее чем двукратный приоритет по цене для российских или локализованных на территории России компаний перед иностранными. Хочешь работать и зарабатывать на российскомй Арктике, пожалуйста, но локализуйся — строй заводы, размещай проектные центры, обучай! и основное: если хотите работать в Арктике, локализуйте производство на территории России.
Возможно, имеет смысл внести соответствующие изменения в федеральные законы, регламентирующие правила проведения тендеров и закупок (44-й ФЗ и 223-й ФЗ). Мы почему-то стесняемся, считаем, что это нерыночная мера. Во всем мире достаточно жесткие ограничения по локализации и технологической, и финансовой. И это нормально.
А мы ослеплены идеологией ВТО. Но это тоже во многом морок. А сейчас мы можем сказать: ребята, вы нам санкции устроили, несмотря на правила ВТО, ну и мы вводим контрсанкции.
— Думаете, этого будет достаточно?
— Уверен, что одни эти изменения в законах уже будут эффективно работать и на импортозамещение, и на общее технологическое восстановление России, ведь технологии неизбежно «расползаются» по другим отраслям. Никто же не сомневается, что завод «Тойота» в Усть-Луге для нас лучше, чем такой же в Японии.
Хотя, думаю, это должно быть только первым этапом. Ввиду чрезвычайной сложности и масштабности задачи по комплексному и безопасному освоению Арктического региона планеты Земля, возможно, наиболее рациональным и умным решением будет приглашение всех заинтересованных международных «игроков» (в том числе не входящих в т.н. Арктический клуб 8 стран) к созданию на территории России Международного технологического кластера арктических и глубоководных технологий по примеру МКС, проект международного экспериментального термоядерного реактора ITER, крупнейшей в мире лаборатории физики высоких энергий CERN. Во всех этих проектах Россия ключевой игрок.
— Причем самим предложить международные форматы, а не только ездить на международные конференции по Арктике, созываемые Государственным департаментом США.
— Конечно. Не воспользоваться этим просто глупо. Нам есть что предложить зарубежным партнерам и при аргументированной подаче, внятных условиях с правильной «мотивировкой» на локализацию. Успех гарантирован. Бизнес, особенно западный, прекрасно понимает, что Арктика — это не просто огромная ресурсная база, но прежде всего зона рождения новейших прорывных технологий и практически бездонный рынок потребления этих самых технологий на ближайшие 50—70 лет. Ради возможности поучаствовать в этом желающие вкладывать достаточно большие средства в этот проект и в пресловутое импортозамещение имеются уже сейчас. Б
ООО «НТЦ “Нефтегаздиагностика”» основано в 1997 году. Занимается техническим диагностированием и экспертизой промышленной безопасности опасных производственных объектов.
Основные виды деятельности:
• внутритрубная диагностика и ремонт нефтегазопроводов;
• электрокоррозионное обследование и проектирование систем ЭХЗ;
• геодезия, картография, обслуживание трасс трубопроводов;
• производство композиционных усиливающих муфт для ремонта наземных и морских подводных трубопроводов;
• разработка нормативно-технической документации.
Сегодня НТЦ «Нефтегаздиагностика» входит в число признанных лидеров в сфере обеспечения промышленной безопасности нефтегазовой отрасли. За время деятельности компанией продиагностированы десятки тысяч километров магистральных, промысловых и технологических трубопроводов, сотни резервуаров для хранения нефти и нефтепродуктов, сосудов, работающих под давлением. Осуществлены особо сложные проекты внутритрубной диагностики вновь построенных трубопроводов. Компания является лидером в России по диагностике внутритрубными интеллектуальными снарядами и водолазному обследованию морских подводных нефтегазопроводов. Она производит не только диагностику, но также ремонт и комплексную защиту трубопроводов от поражающих факторов.
НТЦ «Нефтегаздиагностика» сотрудничает со всеми ведущими нефтегазовыми компаниями России, осуществляет работы в Казахстане, Узбекистане, Саудовской Аравии.
НТЦ «Нефтегаздиагностика» сертифицирован по системе менеджмента качества ISO 9001-2001, ISO 14001, OHSAS 18001, имеет аттестованную лабораторию неразрушающего контроля, лицензии Ростехнадзора на экспертизу промышленной безопасности, признан Российским морским регистром судоходства, имеет лицензии на геодезию и картографию, лицензию ФСБ России, лицензию Республики Казахстан на обслуживание, диагностирование и ремонт магистральных нефтепроводов, резервуаров и сосудов, работающих под давлением. В компании действует интегрированная система административного менеджмента (AMS).
Лауреат Европейской международной премии в области качества European Standard.
Член Научно-промышленного союза «РИСКОМ» — Управление рисками, промышленная безопасность, контроль и мониторинг».
ЛЕЩЕНКО Виктор Викторович, генеральный директор ООО «НТЦ “Нефтегаздиагностика”». Родился 29 апреля 1966 года в г. Ухта Коми АССР.
В 1989 году окончил Московский авиационный институт им. Серго Орджоникидзе по специальности «Ядерные энергоустановки космических летательных аппаратов».
После окончания института работал в отделении физики плазмы Института атомной энергии им. И.В. Курчатова.
Кандидат технических наук.
Эксперт высшей квалификации по экспертизе объектов нефтяной и газовой промышленности.
В.В. Лещенко является председателем правления Научно-промышленного союза «РИСКОМ».
Член научно-технического совета и экспертного совета по акустической эмиссии Федеральной службы по экологическому, технологическому и атомному надзору (Ростехнадзор), член Экспертного научного совета ГУП «Мосгаз».
Автор более 30 статей на тему промышленной безопасности, соавтор 16 нормативно-технических документов, межотраслевых и государственных стандартов.
Имеет многочисленные патенты на изобретения.
В 2011 году стал лауреатом премии «Руководитель года» и удостоен Национального общественного статуса «Герой Труда Новой России».
Босс-профессия | Арктика — регион роста
Текст | Мария ИЖОРСКАЯ, Александр ПОЛЯНСКИЙ
Фото | Союз нефтегазопромышленников России
Президент Союза нефтегазопромышленников России Генадий Иосифович
Шмаль считает, что России не следует спешить к комплексному освоению месторождений арктического шельфа. Для того чтобы успешно справиться с этой нетривиальной задачей, стране надо решить ряд системных проблем.
— Генадий Иосифович, насколько мы знаем, ваша точка зрения на разработку месторождений арктического шельфа несколько отличается от общепринятой.
— Во всяком случае, она далека от той эйфории, которой сегодня часто сопровождается обсуждение темы освоения арктического шельфа. Считаю, что подход к этому вопросу должен быть взвешенным. В настоящее время мы не готовы к масштабным работам на арктическом шельфе ни технически, ни технологически, ни экономически, ни кадрово.
Сейчас у нас есть нефтяная платформа «Приразломная», первая и единственная платформа, ведущая добычу нефти на российском участке арктического шельфа. Эту платформу мы готовили более 15 лет. Ее строительство обошлось без малого в $5 млрд. Однако, чтобы серьезно работать на шельфе, стране необходима не одна, а несколько десятков таких нефтяных платформ. Можете представить, сколько времени займет их подготовка, и какая нагрузка при этом ляжет на нашу экономику. Это вопрос, я бы сказал, технический.
Также требуются суда обеспечения платформ, их должно быть по меньшей мере 200–300. Когда-то суда обеспечения у нас были, сегодня бóльшая часть советского ледового флота утеряна, все нужно
делать заново. Кто будет строить ледовый флот? У нас и производственных мощностей таких нет. Хорошо, это вопрос решаемый. Правительство работает в этом направлении, создавая промышленный и судостроительный кластер на Дальнем Востоке. Но, чтобы он заработал, тоже необходимо время.
Далее. Сейчас у России нет отработанных технологий для освоения арктического шельфа. В Арктике мы работаем давно, однако не на шельфе — на материке. В свое время мы обустроили Ямбургское месторождение, Уренгойское, Медвежье, три года назад ввели первую, а в позапрошлом году вторую очередь Бованенковского нефтегазоконденсатного месторождения. В то же время на шельф мы раньше никогда не рвались, забот нам хватало и на суше.
С чего необходимо начинать? С разработки нормативно-правовой базы и технологической документации, регулирующей различные аспекты работ на шельфе. В первую очередь нужно создать технический регламент о безопасности работ на арктическом шельфе, под который следует
написать еще и значительное количество стандартов. Кто и когда все это будет раpрабатывать? Сегодня в нашем научном и инженерном сообществе нет таких сил. Это не наша вина, просто ситуация так сложилась — в этом не было необходимости. Да, раньше в стране существовали институты, которые занимались шельфом, но это был шельф Черного моря, а не Северного Ледовитого океана.
Впрямую применить иностранную техническую документацию не получится из-за разницы климатических условий. Например, у арктических территорий Норвегии, имеющей достаточно большой опыт освоения арктического шельфа, совершенно другие метеорологические характеристики благодаря теплому течению Гольфстрима. Мне как-то довелось быть в январе в Киркенесе. Дневная температура там составляла минус 10–15°C, в то время как у нас она в это время приближалась к минус 35. Так что их стандарты и регламенты к нашим условиям не подойдут, в нашей Арктике и температура минус 50 не редкость. Вечная мерзлота — это тоже проблема.
Наконец, экономический вопрос. Почему отложили разработку Штокманоского газоконденсатного месторождения? Три года назад мы в Комитете по энергетической стратегии и развитию топливно-энергетического комплекса ТПП РФ проводили заседание по проблемам разработки и перспективам сланцевого газа. Тогда были озвучены очень интересные цифры: при создании промысла на Штокмановском месторождении цена добытого там сланцевого газа составила бы $230–260 за 1 тыс. куб.м.
— Только себестоимость?
— Нет, это с учетом транспортировки в США, куда мы планировали поставлять этот газ. Цена американского сланцевого газа в то время была $180 за 1 тыс. куб.м, а продавали они его с учетом дотаций за $90. То есть уже тогда газ со Штокмановского месторождения был неконкурентоспособен.
Еще в те годы, когда Штокмановский проект сопровождался эйфорией, многие специалисты, которые давно занимаются этой темой, в том числе и я, говорили о том, что приоритет надо отдать газоконденсатным месторождениям полуострова Ямал, в первую очередь материковым месторождениям.
Во-первых, потому что под ногами там хоть какая-то, но твердь — лед и песок. Во-вторых, на Ямале более обжитые условия, имеется инфраструктура. И, главное, экономический вопрос. $45–50 млрд, которые мы планировали потратить на создание промысла на Штокмане, дали бы нам 45–50 млрд кубов газа в год. Те же $50 млрд, которые потратил «Газпром» на запуск Бованенковского месторождения, дадут нам в долгосрочной перспективе ежегодный объем добычи газа примерно в 150 млрд куб.м.
То есть и экономически Россия не готова к масштабному освоению шельфа. На арктическом шельфе все обходится намного дороже. Стоимость работ там значительно выше аналогичных работ на материке. Допустим, в условиях Западной Сибири затраты на одну эксплуатационную скважину составляют примерно $2 млн, скважина на арктическом шельфе обойдется по меньшей мере в $20 млн. Соответственно, это отразится на стоимости добытых ресурсов.
При тех ценах на нефть, которые сегодня есть, освоение Арктики вообще нерентабельно. И, даже если цена поднимется до справедливой, на мой взгляд, $70–80 за баррель, нет уверенности, что освоение месторождений на арктическом шельфе будет экономически эффективно. Все нужно детально просчитать.
Есть и экологический вопрос. Мы до сих пор с содроганием вспоминаем аварию в Мексиканском заливе. Но, если аналогичная катастрофа произойдет в арктических широтах, последствия будут
значительно более тяжелые. Поэтому оборудование, которое используется на арктическом шельфе, должно иметь степень надежности 99,5%, следует соблюдать высочайшие требования к строительству и эксплуатации скважин. А эти технологии, конечно, еще больше повысят стоимость проектов на арктическом шельфе.
— Какой должная быть стратегия России на арктическом шельфе?
— Я считаю, что, приступая к широкомасштабному освоению арктического шельфа, мы должны прежде всего определить четкую долгосрочную перспективу этого проекта.
Первое, чем необходимо заняться, — поиск и разведка месторождений. Мы имеем некоторое представление о запасах Баренцева моря, но и оно опоисковано лишь на 5–7%, а дальше, в Карском море, не говоря о море Лаптевых, пока ничего не сделано.
И в бюджете на геологоразведку должны быть цифры совершенно иного порядка. Тех денег, которые сегодня выделяют на геологоразведку — 20 млрд рублей в год, недостаточно. Их не хватит даже на то, чтобы пробурить одну разведочную скважину в арктических условиях.
К процессу геологоразведки необходимо привлекать и частные компании. Механизм их участия в этом процессе следует тщательно продумать — ни одной компании не под силу вынести все издержки, которыми сопровождаются геолого-разведочные работы в условиях Арктики. Риски должно взять на себя государство.
Второе: нам нужно создавать инфраструктуру для освоения арктического шельфа. В свое время в Советском Союзе существовала очень интересная организация — Главсевморпуть. В его распоряжении были базы снабжения, базы комплектации, флот и даже полярная авиация. Потом это образование расформировали. Эту структуру надо возрождать, что сегодня и происходит, но пока лишь касается только одного направления деятельности Главсевморпути — обеспечения судоходства по Северному морскому пути. Все это хорошо, однако, даже для того, чтобы эта магистраль заработала на полную мощь, в Северном Ледовитом океане следует создавать инфраструктуру, которая необходима и для наших геологических изысканий.
Третья задача — решение правовых вопросов. Арктика остается спорной территорией. До сих пор не узаконены многие правовые вопросы, в том числе и в части принадлежности некоторых территорий в Северном Ледовитом океане, на которые претендует Россия, например хребта Ломоносова, хребта Менделеева. Их решением необходимо заниматься безотлагательно.
— Еще одна проблема, которая требует решения, — это подготовка кадров?
— Да, для работы на арктическом шельфе России нужны специалисты, которых раньше в силу объективных причин мы не готовили. Это касается и инженеров, и геологов, и буровых мастеров, и представителей целого ряда других специальностей, которые смогут работать в этих условиях.
Их подготовка тоже большая и серьезная, которая не делается в одночасье. Например, выпускник инженерного вуза не станет инженером сразу после получения диплома, он им будет лишь после
того, как поработает несколько лет по специальности. Поэтому, если мы хотим заниматься арктическим шельфом, программу подготовки специалистов для него надо запускать уже сегодня. Тогда лет через десять у нас появится хоть какой-то кадровый резерв для работы на шельфе.
Отдельный вопрос — подготовка кадров рабочих специальностей. За последние десятилетия мы фактически разрушили нашу систему среднего профессионального образования. В советские годы
у нас в структуре Нефтегазстроя было два десятка профтехучилищ, несколько техникумов. Мы сами готовили свои кадры. То же делали нефтяники и газовики. Какие-то учреждения этой системы существуют и сегодня, но их единицы. В целом в стране нет системы подготовки рабочих кадров для энергетической отрасли. Найти хорошего сварщика 5-го или 6-го разряда сейчас весьма сложно. А в условиях Арктики, в которых нам предстоит работать, эта проблема усугубится, поскольку там от специалиста потребуется не просто стандартный набор профессиональных навыков, но и знание специальных технологий.
И еще есть чисто психологический вопрос. Я сам отдал Тюмени много лет своей жизни. Потом уже, работая в Москве и отвечая за Западную Сибирь, проводил там в командировках по 250 дней в году. Я знаю, что человек, который вырос в условиях Краснодара или Ростова, психологически не готов для работы на Ямбурге и на Ямале. Это нужно учесть.
— Организующую роль в освоении арктического шельфа должно сыграть государство?
— Естественно. Государство должно формировать правила игры, решать вопросы, связанные с регулированием, контролем, в том числе и контролем качества. Качество следует поставить во главу угла. Я имею в виду качество оборудования, машин. Минус 50–60°C — это не шутка. В Уренгое я видел, как при минус 40°C стрелы трубоукладчиков лопаются, будто они сделаны из дерева, а не из хорошего металла. То есть для работы на арктическом шельфе нужны хорошие материалы, особые стали. При этом мы — страна, 60% территории которой относится к числу северных районов или приравненных к ним, не имеем собственной техники, пригодной для работы на Севере. А вот японцы имеют, и мы в свое время в Западной Сибири работали в основном на японской технике. Этой проблемой тоже необходимо заняться.
Следующий вопрос — организация работ на шельфе. Конечно, осваивать Арктику надо вахтовым методом, другого там быть не может. Но где создавать пункты проживания рабочих, какую инфраструктуру там делать? Какой регламент должен быть на вахте? На Аляске, например, люди месяц работают, а потом 15 дней отдыхают в любой точке земного шара. На Ямбурге мы решили по-другому: человек месяц работает, месяц отдыхает. Здесь совершенно необходимо провести серьезные исследования.
— То есть с разработкой арктического шельфа, на ваш взгляд, России пока не следует торопиться?
— Масштабная разработка арктического шельфа требует решения целого ряда проблем, справиться с которыми за короткое время невозможно. Абы как, на храпок, арктический шельф не взять. К этому нужна серьезная подготовка. Сейчас нам надо спокойно исследовать арктический шельф, искать технологии, решать правовые вопросы, растить кадры. А пока идет эта работа, я считаю, нам следует сосредоточиться на суше. В России довольно много регионов, которые и без Арктики могут обеспечить нам стабильно высокий уровень добычи нефти и газа. Но ими тоже необходимо заниматься. Заниматься геологоразведкой, потому что, как говорили мои учителя и коллеги: «Нефть на кончике долота». Не пробуришь — ничего о запасах не узнаешь. За последнее время мы серьезно запустили нашу геологию. Я помню времена, когда в одной Тюмени мы бурили примерно 3 млн м разведочных скважин в год, а в целом по стране бурилось примерно 7,5 млн м. Для сравнения: в 2014 году мы пробурили меньше миллиона. Нам предстоит еще много работы в
Западной Сибири. Если вы посмотрите на карту месторождений этого региона, то увидите, что сегодня у нас хорошо опоискованы районы вдоль реки Обь. Это восточная часть Западно-Сибирской платформы. Западная же часть разведана мало, хотя последние данные говорят о том, что там могут быть месторождения.
В Западной Сибири есть и далеко идущие проекты — это так называемая Баженовская свита. Некоторые геологи считают, что ресурсы ее месторождений составляют 150–200 млрд т углеводородного сырья. По более осторожной оценке академика Алексея Эмильевича Конторовича, в Баженовской свите не менее 15–20 млрд т ресурсов. Но технологий, которые позволили бы эффективно добывать нефть баженовского комплекса, у нас пока нет. При существующих сейчас традиционных методах добычи коэффициент нефтеизвлечения здесь будет довольно низкий — 3–4%, все остальные запасы останутся в земле. Этого допустить нельзя. Следует создавать свои технологии разработки сланцевых месторождений. И компании — «Сургутнефтегаз», «Газпромнефть-Хантос», «РИТЭК», входящая в группу компаний «ЛУКОЙЛ», активно работают над этим. Однако их усилий недостаточно, требуется серьезная поддержка государства. По большому счету для разработки нефтематеринских горных пород необходима отдельная научно-целевая программа.
Вообще я убежден, что в освоение Севера нужно привлекать большую науку. Академия наук должна участвовать в решении всех проблем, связанных с развитием Арктики, в том числе и с разработкой арктического шельфа. Тогда и на системное освоение арктического шельфа и Арктики в целом мы выйдем быстрее. Б
Босс-профессия | Арктика — регион роста
Текст | Юлия ИВАНОВА
Фото | Пресс-служба Ростехнадзора
Заместитель руководителя Федеральной службы по технологическому, экологическому и атомному надзору (Ростехнадзора) — о надзорной деятельности в отношении шельфовых и арктических нефтегазовых месторождений.
— Светлана Геннадьевна, какие проблемы выявил Ростехнадзор при реализации проектов морской добычи, в частности на платформе «Беркут» и на арктических платформах?
— По мнению сотрудников Ростехнадзора, проблемы при реализации проектов морской добычи связаны с тем, что законодательно в полной мере не урегулированы вопросы безопасности при строительстве и вводе в эксплуатацию построенных морских платформ.
При реализации морских проектов недропользователь сталкивается с большим количеством нормативных документов. Это и Федеральный закон «О промышленной безопасности опасных производственных объектов», Закон «О недрах», Кодекс торгового мореплавания Российской Федерации, Градостроительный кодекс, законы «О континентальном шельфе» и «О внутренних морских водах, территориальном море и прилежащей зоне Российской Федерации», а также Федеральный закон «Об исключительной экономической зоне Российской Федерации».
Как следствие, недропользователю (эксплуатирующей организации) приходится взаимодействовать с большим числом регуляторов (государственными органами власти): Министерством энергетики, МЧС, Минтрансом, Роснедрами, Росприроднадзором и другими.
Поэтому имеют место противоречия в нормативно-правовых документах государственных органов власти. Все эти вопросы обсуждались на форуме-диалоге «Промышленная безопасность — ответственность государства, бизнеса и общества», который прошел в Москве 1–2 октября при поддержке Ростехнадзора. Это новая площадка для диалога государства, бизнеса и общества в вопросах повышения эффективности системы промышленной безопасности в нефтегазовой, химической, нефтехимической и других отраслях промышленности.
ПАО «ЛУКОЙЛ» столкнулось с проблемой регистрации прав собственности объектов обустройства на месторождениях углеводородного сырья «им. Ю. Корчагина», «им. В. Филановского», «им. Ю.С. Кувыкина», «Хвалынское», «Ракушечное», «170 км», расположенных на лицензионных участках недр в российском секторе Каспийского моря, а из этого следует невозможность зарегистрировать опасный производственный объект в государственном реестре опасных производственных объектов и переоформить лицензию на эксплуатацию взрывоопасных и химически опасных производственных объектов I, II и III классов опасности.
В 2015 году Ростехнадзором проведены проверки двух СРП-проектов «Сахалин-1» и «Сахалин-2». В ходе проверки выявлены нарушения требований промышленной безопасности.
Вернемся к нашему вопросу. В частности, Exxon Neftegas какое-то время вел эксплуатацию морской ледостойкой платформы «Беркут» без регистрации в государственном реестре опасных производственных объектов, а также без лицензии на взрывоопасные объекты. С отклонениями от проектной документации велось строительство скважин по проекту «Сахалин-1», месторождения Аркутун-Даги, береговых и морских сооружений, строительство группы скважин с морской платформы «Беркут».
На сегодняшний момент большинство нарушений устранено, а на платформу «Беркут» Ростехнадзором выдано заключение о соответствии построенного объекта капитального строительства требованиям технических регламентов (нормы правил), иных нормативных правовых актов и проектной документации (ЗОС).
— Как построена надзорная работа по контролю морской добычи и добычи в арктической зоне?
— Объекты, расположенные в арктической зоне России, такие, например, как стационарная платформа «Приразломная», морской выносной нефтеналивной Варандейский терминал, являются опасными производственными объектами чрезвычайно высокой опасности (I класс опасности). За такими объектами Ростехнадзор осуществляет постоянный надзор, выражающийся в проведении проверок соблюдения требований промышленной безопасности. Однако стоит отметить, что указанные объекты находятся в значительной удаленности от берега и базовых месторождений, что затрудняет организацию проведения выездных проверок.
Безопасность недропользования на лицензионных участках углеводородного сырья обеспечивается Ростехнадзором в рамках исполнения функции по осуществлению государственного надзора за безопасным ведением работ, связанных с пользованием недрами, в части ежегодного рассмотрения и согласования планов и схем развития горных работ.
Повышение уровня промышленной безопасности при одновременном устранении избыточных административных барьеров — важнейшее направление совершенствования государственной политики Российской Федерации.
Решение поставленной задачи достигается в том числе через внедрение риск-ориентированного подхода в контрольно-надзорной деятельности Ростехнадзора, включающего в себя «статистическую» и «димамическую» модели.
«Статистическая» модель основана на присвоении опасным производственным объектам определенных классов опасности, что позволило дифференцировать надзорную деятельность Ростехнадзора с учетом степени риска и масштаба возможных последствий аварий на опасных производственных объектах.
Для реализации «динамической» модели Ростехнадзор создает систему дистанционного контроля промышленной безопасности на опасных производственных объектах нефтегазового комплекса с применением современных средств телеметрии, информационно-коммуникационных технологий.
Дистанционный надзор обеспечит решение задач «обычного» надзора, но позволит собирать и анализировать значительно больший объем информации о состоянии опасных производственных
объектов без выезда на объект.
— Каковы технологические и экологические риски реализации морских и особенно арктических проектов добычи и как построить систему управления этими рисками?
— Специфика безопасности развития Арктического региона Российской Федерации состоит в том, что, с одной стороны, уровень безопасности существенно зависит от глобальных угроз, с другой стороны, возможны кризисы и чрезвычайные ситуации, обусловленные особенностями региона. При этом любая деятельность, осуществляемая в Арктике, сдерживается рядом характерных особенностей региона: суровыми климатическими условиями, ледниковой обстановкой, неразвитой инфраструктурой, высокой стоимостью ведения работ, которые со временем будут оказывать еще большее воздействие на освоение углеводородных ресурсов и общее состояние окружающей среды региона. Поэтому их важно учитывать при принятии любых производственных решений.
Ростехнадзор проводит большую работу по разработке методологий оценки рисков. В настоящее время уже утверждены 11 методик анализа риска, одна из которых — «Методика анализа риска аварий на опасных производственных объектах морского нефтегазового комплекса» — содержит рекомендации к количественной оценке риска аварий для обеспечения требований промышленной безопасности при проектировании, строительстве, эксплуатации, консервации и ликвидации ОПО морского нефтегазового комплекса.
Хочу особо отметить, что, несмотря на все трудности, с которыми сталкиваются компании, Ростехнадзор не зафиксировал на данных объектах ни одной аварии. Это тем более отрадно, учитывая то, что на сегодняшний день претендовать на лидерство в добыче арктической нефти может только Россия. Б