Сергей ШМАТЧЕНКО: важно не останавливать проектные работы по обустройству месторождений, чтобы быстро стартовать с началом послекризисного роста
Текст | Николай ГОДОВИКОВ
Фото | Александр ДАНИЛЮШИН
ООО «Геострой» специализируется в сфере проектно-изыскательских работ (ПИР) для строительства и обустройства нефтегазовых объектов. По словам его генерального директора Сергея Шматченко, сегодня «Геострой» не сокращает объемы работ, чтобы обеспечить готовность объектов нефтегазовой отрасли к послекризисному подъему.
— Сергей Николаевич, как чувствует себя «Геострой» в период кризиса?
— Вы знаете, сегодня только и слышишь: кризис, кризис… Я думаю, мы сами себя накручиваем, постоянно повторяя это слово. Много компаний закрылось? Из ваших знакомых, друзей многих уволили? Предприятия работают, люди — тоже…
Да, есть секторы экономики, у которых большие трудности, — это спекулятивные секторы и смежные с ними. Дальше, проблемы испытывают те нефинансовые компании, которые финансировали свою деятельность беря один за другим кредиты. Они очень пострадали, находятся на грани банкротства, потому что стали заложниками кредитных пирамид, которые сами построили. Пирамиды могут существовать, только когда идет постоянный рост экономики. Когда же рост останавливается, они рушатся, погребая под собой бизнесы, связавшие с ними свое существование.
И третья категория пострадавших — это предприятия, которые получали сверхприбыли. Они, конечно, условно пострадавшие, психологически. Получать вместо 500% прибыли только 100% — это, конечно, страшная трагедия… Но было же очевидно, что прибыль на уровне 500% долго сохраняться не может — по всем законам рынка.
— Даже и 100% долго не может сохраняться…
— Конечно. Однако у некоторых предпринимателей переход от ставшей уже привычной сверхдоходности к нормальному уровню доходности вызывает «кессонную болезнь».
Доходность в нефтяной индустрии обусловлена в первую очередь мировыми ценами на сырье и нефтепродукты. Если мы посмотрим на ситуацию в нефтегазовой промышленности, то обнаружим, что объемы поставки нефти и газа почти не уменьшились, хотя цены серьезно упали: на нефть цена уже упала, на газ находится в процессе падения.
Но давайте спустимся на землю. В 1998 году было $12 за баррель. Потом стало $25 — все были очень довольны, жить можно, говорили. Потом 50, 60, 70 — отлично! А дальше 100, 120, 150… Цена на газ следовала за ценой на нефть с некоторым временным лагом.
Нынешние цены — хорошие, они обеспечивают немалую прибыль, жить и развиваться при них, безусловно, возможно.
— А какая ситуация в вашем секторе — секторе проектно-изыскательских работ для обустройства месторождений и объектов транспорта нефти и газа?
— Очень позитивная — именно потому, что большинство компаний нефтегазовой отрасли спокойно работают, руководствуясь своими стратегическими приоритетами. Работа у нас есть, задач хватает.
Может быть, мы оказались в нужное время в нужном месте — именно на тех месторождениях, которые наиболее активно разрабатываются, но тем не менее в своем бизнесе сокращения объемов мы не чувствуем. Количество тендеров не уменьшилось.
Вероятнее всего, это объективное явление: ведь ясно, что нельзя отказываться ни от транспорта нефти, ни от развития месторождений. Очевидно, что прирост добычи можно обеспечить только за счет новых месторождений.
Именно поэтому обустройство месторождений продолжается. Поступают предложения на тендеры от ЛУКОЙЛа, «Роснефти».
«Роснефть», например, приняла очень мудрое решение: продолжать проектно-изыскательские работы в полном объеме, не сокращать ничего вообще. И, конечно, не сокращать ПИР, потому что ПИР — это всего лишь 3—5% от стоимости строительства, но они занимают длительное время из-за прохождения экспертиз.
Решение очень глубокое: кризис кончится, и к моменту восстановления рынка все перспективное строительство будет обеспечено проектно-сметной документацией.
Мы работаем с дочерней компанией «Роснефти» — «Ванкорнефтью». Ее глава Александр Владимирович Дашевский сохранил объемы даже фундаментальных научных разработок, в том числе по изучению вечномерзлых грунтов. Мы занимаемся этим направлением. Ванкорское месторождение будет задействовано в рамках проекта поставки нефти по программе развития новой трубопроводной системы «Восточная Сибирь — Тихий океан».
— Наверняка на такое решение компании повлияла позиция председателя ее совета директоров, вице-премьера Игоря Ивановича Сечина?
— Безусловно, но это позиция всей компании, всех ее подразделений.
Очень активно включилась в освоение месторождений компания «Зарубежнефть»: эта фирма интенсивно работает, например, на Тимано-Печоре. Ее «дочка» — совместное российско-вьетнамское предприятие «Русвьетпетро» — обеспечивает четкое системное развитие месторождения, развитие транспорта нефти.
Немного снизились предложения, связанное с «Газпромом». Подчеркну, по проектам, с которыми мы сталкивались, вполне возможно, что общего снижения нет. Но на объектах трассы Бованенково—Ухта, и, конечно, на объектах трубопровода «Северный поток» работы ведутся активно.
— Плюс кризиса в том, что Германия сказала окончательное «да» этому проекту?
— Германия уже давно сказала «да». Задержка в решении данного вопроса была обусловлена необходимостью согласований прохождения трубы со странами, имеющими сопредельные территории. Я думаю, что если бы в данный проект были включены перспективные намерения прокладки отдельных веток, например, в Швецию, Норвегию, Данию, то процесс согласований был бы короче.
— Итак, в энергетическом секторе, в реальном секторе все работает?
— Да. Кризисные явления — это прежде всего нестабильная обстановка на финансовом рынке. Да и ее значение можно было бы существенно уменьшить — процентов, думаю, на 30, если более ответственно относиться к высказываниям, не сеять на рынке панику.
Вот, к примеру, часто используемое словосочетание «антикризисная политика». Что, у нас в стране война или чрезвычайная ситуация, чтобы проводить такую политику? Надо десять раз подумать, чтобы бросаться подобными словами — нужно нормально, спокойно, в штатном режиме решать проблемы.
Потому что, как только возникает «кризис», тут же появляется масса желающих половить рыбку в мутной воде. Именно из-за панических настроений в экономике распространились неплатежи.
Есть неплатежи и со стороны некоторых крупных структур, что, конечно, просто разгильдяйство, потому что финансирование у них есть.
Впрочем, неплатежи у крупных госкомпаний были и в докризисное время, так же как и разного рода оттяжки выполнения договорных обязательств. Процедура приемки работ, зачастую чрезвычайно громоздкая, нередко не укладывалась и не укладывается в установленные сроки.
Однако сейчас ситуация усугубилась. В одной из структур издан приказ: сократить на 20% все расходы. А на местах выходят из положения не за счет экономии на своих избыточных административных затратах, а нарушая договорные обязательства, ссылаясь на приказы сверху…
— А как сказалась на вашем бизнесе девальвация?
— Как на всех, плохо. Я считаю, девальвация на 50% — это было фактически стимулирование населения и банков скупать валюту. Это выглядит очень странно, если учесть, что за некоторое время до этого банковская система получила значительную финансовую помощь от государства. Фактически вся эта масса пошла на ослабление рубля.
Банкиры скупали по бешеному курсу доллары и евро. В результате не рубль упал, а валюта поднялась в цене.
Ресурсы в банковской системе накоплены колоссальные, в том числе с учетом докризисных сверхприбылей. И почти ничего не попадает в экономику.
Сегодня кредитный процент дошел до запретительного уровня — 25—30%. Под такой процент могут брать деньги только откровенные авантюристы.
Я считаю, что банки просто не хотят кредитовать предприятия. Проявляется их непрофессионализм, немотивированность их менеджеров, отсутствие социальной ответственности этого сектора. В конфиденциальных беседах банкиры говорят: «Да, деньги у нас есть, но мы их не дадим, потому что зачем нам даже минимальные риски? Ради чего на них идти?».
Сегодня банки прекрасно могут прожить и без кредитования, дожидаясь лучших времен и параллельно играя на фондовом и валютном рынках. Сколько нужно банку на существование? При средней численности 100—150 человек плюс налоги — примерно 5 млн руб. в месяц, или 60 млн руб. в год. Даже для небольшого банка это малая часть его ресурсов.
— То есть накопленных денег им вполне хватит, чтобы пересидеть?
— Да, и не один год. К тому же какие-то их активы работают: что-то в ценных бумагах, что-то в недвижимости, что-то на Западе. И есть предприятия, которые они все-таки кредитуют — в рамках личных отношений, личных просьб своих собственников или крупных партнеров…
Я считаю, что Центробанк сегодня должен провести анализ: какой процент активов банков реально работает в экономике — 30, 50%, сколько? Думаю, не больше 20—30%…
И после этого заставить банки — экономическими и административными средствами — вкладывать в экономику. Допустим, установить разные требования для кредитов различным секторам экономики.
К примеру, нефтяники потянут процент, равный ставке рефинансирования. А вот для других секторов требуются более низкие ставки. Это должно быть установлено именно на уровне ЦБ. Скажем, такому-то сектору банк дает под 12%, а Центральный банк ему компенсирует разницу между льготной ставкой и средним по рынку процентом по кредиту.
Очень важно довести все-таки до адресата помощь государства крупным предприятиям, предприятиям в моногородах. Я, кстати, не понимаю, почему государственную помощь этим предприятиям нужно оказывать через посредничество коммерческих банков? Есть ведь государственные банки, есть казначейская система…
— Как вы оцениваете необходимость налоговых мер стимулирования деловой активности?
— Это очень важные меры, и самая главная из них — не ухудшать положение предприятий в отношении налоговых платежей по сравнению с нынешним. Прежде всего — не трогать ЕСН: ни в коем случае нельзя повышать платежи в социальные внебюджетные фонды. Зарплата «уйдет в тень».
Сотни предприятий малого и среднего бизнеса проконтролировать нереально. И для бюджета эта реформа станет катастрофой: платеж увеличится на 10%, а бюджет потеряет процентов 20 как минимум.
Очень, на мой взгляд, была бы важна такая мера, как реструктуризация налога на прибыль для тех предприятий, которые осуществляют активную социальную программу и тем самым снимают значительную часть забот с государства, например, если предприятие отдает на социальные цели 20% и более прибыли.
— Как «Геострой»?
— Да. Мы отработали 2008 год с серьезной прибылью. Этот год также планируем закончить с хорошей прибылью. Естественно, заплатим с нее налог.
Но почему бы нам и таким, как мы, не предоставить льготу по этому налогу, учитывая фактически наше участие в решении государственных социальных вопросов? Это особенно важно в период нынешних сложностей!
У нас, как вы знаете, очень серьезные программы поддержки коллектива — соцпакеты, премии, помощь в оплате кредитов (подробно о социальной программе предприятия мы рассказывали в № 9/2007. — Ред.). И мы несмотря на сложности с получением денег от заказчиков ни на копейку не сократили социальные программы!
Продолжаем финансировать, поддерживать обучение сотрудников, хотя и несем потери во время сессий. Стратегический выигрыш, я считаю, важнее.
Мы помогаем семьям решать социальные вопросы, приобрести квартиры, например, — и косвенно, через них, поддерживаем их родителей-пенсионеров. В частности, финансируем сотрудникам все ипотечные и другие кредитные платежи в автоматическом режиме: достаточно просто предоставить в бухгалтерию соответствующее заявление. Делаем, это, конечно, не для наград или помощи со стороны государства, а для развития коллектива. Но мне кажется, что государство могло бы, чтобы стимулировать взятие на себя бизнесом социальных задач, предоставить ему льготы по налогу на прибыль.
Кроме этого, я считаю, что государство сегодня могло бы поддержать бизнес в решении такой актуальной проблемы, как приобретение производственных площадей.
— Это сегодня актуальная для многих компаний задача…
— Да, в силу нестабильности рынка аренды офисов. Сегодня одни расценки, сегодня тебе рады, а завтра предлагают съехать…
Мы вынуждены были искать офис для приобретения в кредит у лизинговой компании через двух посредников. В общей сложности нам этот кредит выйдет под 24% годовых.
Зачем же мне и другим коллегам-предпринимателям финансировать посредников, когда мы бы с радостью взяли офис у структуры, например, Сбербанка процентов под 20? Государственный банк помог бы бизнесу, а бизнес поддержал бы государственный банк.
— Какие проблемы вы бы считали необходимым рассмотреть на очередном Санкт-Петербургском экономическом форуме как наиболее актуальные?
— Самое главное, я считаю, Россия должна отчитаться миру о тех инвестициях, которые уже были сделаны в нашу экономику — и в энергетический сектор, и в перерабатывающий, например автомобилестроение. Рассказать и показать инвесторам, как работают их деньги, показать, что они приумножаются, что рынок наш по-прежнему чрезвычайно перспективен.
Следующая тема, которая, безусловно, возникнет на форуме, — энергетическое сотрудничество в Европе.
Часть газотранспортной системы Украины, используемая для поставок в Евросоюз, должна быть выведена из зоны действия политических игр: возможностей контроля потока со стороны политиков. Может быть, например, аренда объектов этой системы международным консорциумом вместе с земельными участками шириной 200—300 м вдоль трубы.
Наверняка в круге энергетических проблем будет обсуждаться сотрудничество со странами Юго-Восточной Азии. Это сегодня очень перспективный регион, взаимодействие с которым требует политических решений и крупных проектов. Много говорится о сотрудничестве с КНР, но есть и соседние очень перспективные страны, например Вьетнам. Это быстро развивающееся государство обладает колоссальными шельфовыми запасами.
В настоящее время компания «Зарубежнефть» обеспечивает серьезное взаимодействие сторон как на вьетнамской («Вьетсовпетро»), так и на российской («Русвьетпетро») территориях.
Ну и, безусловно, на экономическом форуме должны быть затронуты экономические вопросы, не связанные напрямую с нефтегазовой сферой.
Хотелось бы услышать о позитивных решениях в сфере образования и подготовки кадров.
Генеральный директор ООО «Геострой» Сергей Николаевич Шматченко родился в 1959 году в Тольятти. После окончания средней школы в Уфе и службы в армии окончил в 1982 году Уфимский автотранспортный техникум, а в 1990 году — Башкирский государственный университет. С 1982 года — в БашНИПИнефть (институт «Башнефтепроект»): техник отдела инженерных изысканий, инженер, начальник отдела инженерных изысканий.
Награждался почетной грамотой объединения «Башнефть», имеет благодарность Минэнерго СССР, многочисленные ведомственные награды.
Женат, имеет двух дочерей.