Михаил ПОРЕЧЕНКОВ: идеологию государства нужно выстраивать через кинематограф


 

Текст | Юрий КУЗЬМИН
Фото | ИТАР-ТАСС, из архива Михаила ПОРЕЧЕНКОВА

Михаил Пореченков — известный актер, его роли в кино снискали ему любовь миллионов россиян, а работы в театре — восхищение театралов и уважение критиков. С недавних пор имя популярного актера стало упоминаться и на общественном поле, особенно после имевшего скандальную известность VII съезда Союза кинематографистов. Впрочем, Михаил, как настоящий мужчина, смело смотрит в глаза оппонентам и готов аргументированно отстаивать свою позицию. А еще Михаил Пореченков — очень приятный и умный собеседник, чье мнение о кино, театре и многом другом представляет большой интерес.

— Михаил, сейчас очень много говорится о возрождении национального российского кинематографа, и подтверждения тому есть: в стране стало сниматься больше фильмов, появились отечественные блокбастеры. Но истинное ли это возрождение, или говорить о ренессансе преждевременно?

— Думаю, о возрождении национального российского кино говорить пока рано. Прежде всего из-за кризиса, который скоро очень больно ударит по российскому кино. Во-первых, мы очень сильно зависим и от государственного финансирования, и от инвесторов. Государство, скорее всего, в ближайшее время сократит финансовую поддержку кинематографа, сторонние инвесторы теперь тоже очень экономны. У меня есть информация, правда непроверенная, но очень похожая на правду, что компания «Централ Партнершип», один из крупнейших российских кинопроизводителей, уже закрыла 70 новых кинопроектов; более 80 фильмов заморожено на «Мосфильме». О каком возрождении тут можно говорить?

Во-вторых, кризис, конечно, не вечен, через год-два он закончится, однако, чтобы восстановить структуру кинематографа, выстроенную в более благоприятные времена, а также вернуть в кино специалистов (они, естественно, из-за отсутствия работы в кинематографе уже начали уходить в другие отрасли, чтобы прокормить свои семьи), потребуется еще года три, что уже было в 90-х. Так что сегодня, к сожалению, наш кинематограф переживает не возрождение, он находится на пороге очередной катастрофы.

Но остается театр, вечное искусство, которому уже много лет предрекают гибель. Сначала так говорили в связи с появлением кинематографа, потом телевидения. Тем не менее театр продолжает существовать и развиваться. Это живое искусство, тем оно и интересно. В театр всегда будут приходить люди, особенно в тяжелое время, чтобы смотреть спектакли, сопереживать, общаться…

— При советской власти работники кино сетовали на то, что ими все время руководят, что у них нет свободы самовыражения. Но тем не менее тогда создавалось много киношедевров, гораздо больше, чем сейчас, в эпоху «свободы». На ваш взгляд, цензура — это хорошо или плохо? И нужно ли вообще кинематографу руководство?

 

— Сложный вопрос. Действительно, мы помним, что в советское время, когда господствовала цензура, искусство, как ни странно, расцветало. Тогда снималось много очень хороших фильмов. Сейчас такого нет, к сожалению. Но что такое цензура? Вообще говоря, это очень опасная вещь, палка о двух концах. Кто будет стоять во главе организации, говорящей режиссерам и актерам, что нужно делать? Простые чиновники, люди, не понимающие ничего ни в творчестве, ни в кино? А может быть, творческие люди? Наверное, последнее лучше, но все мы знаем, что и в творческом коллективе полно разногласий и далеко не всегда творческие деятели могут понять и принять друг друга. Поэтому однозначно ответить на ваш первый вопрос я не могу.

Однако я убежден, что идеологическую направленность государства нужно выстраивать через кинематограф. Это абсолютно точно. В государстве обязательно должна быть идеология, без нее оно не будет сильным. Раньше я не обращал внимания на многие, скажем так, сомнительные с точки зрения вкуса и этики вещи, а теперь стал. Например, многие картины я уже смотрю с оглядкой на своих детей. Ну, например, в широкий прокат выходит фильм, где в первом же кадре нам показывают, как главный герой затягивается огромным косяком и вырубается. Да, это смешно, забавно, и по своей сути — пародия на американские фильмы. Но у меня возникает мысль, что будет, если в кинотеатр придет мой сын и все это увидит? Скорее всего, у ребенка сложится впечатление, что происходящее на экране — в порядке вещей и даже хорошо и нужно: ведь так делает главный герой. Тем более эпизод вызывает смех и одобрение в зрительном зале, аплодисменты.

Вы можете мне возразить, что и такие фильмы имеют право на существование, что в той же Америке полным-полно подобных картин. Все правильно, но, заметьте, в США такой фильм попадет под категорию independent movie, он будет идти не на больших экранах, а в специальных кинотеатрах, и в любом случае перед началом проката пройдет строгую цензуру по вопросам нравственности, возрастных ограничений и прочее. То есть в Америке действует сложная система «демократии» (хотя, конечно, это обманка — никакой демократии на самом деле нет, ее просто в природе не существует, и в США тоже). А у нас под свободой и демократией понимается почему-то вседозволенность, распущенность.

— В России демократия обычно идет рука об руку с анархией…

— Да, у нас сразу вольница начинается, только дали свободу — давай все сметать к чертовой матери. То же самое, кстати, происходит сейчас в Союзе кинематографистов России. До съезда мы не будем делать никаких программных заявлений, однако о своем видении ситуации, вызвавшей столько шума, я скажу.

Как только меня ни называли «доброжелатели» — и ставленником Михалкова, и наймитом, и много еще кем. В ответ могу сказать одно: я борюсь только за себя и защищаю себя, а не Никиту Сергеевича, потому что как нормальный человек понимаю: если сегодня Никиту Сергеевича эти люди начинают бить палками, то меня они завтра катком в асфальт закатают. Одна дама, адвокат оппозиционной стороны, на их пресс-конференции сказала: «Михалков — никто». Но, послушайте, раз Михалков для них никто, я-то тогда кто? А простой рабочий, учитель, врач, да и все остальные люди, которые живут в этой стране? Вот чем опасна такая ситуация.

Никиту Сергеевича можно не любить как человека, можно не соглашаться с его высказываниями, не одобрять его поступков, но нельзя не признать — он делает великое кино. Именно Михалков прославляет нашу страну, именно он говорит всему миру о том, что Россия — это не страна, где медведи по улицам ходят, а страна с удивительной культурой, славной историей, богатыми духовными традициями. Много ли у нас еще таких людей? Увы, нет. Ну вот, пожалуй, еще Владимир Владимирович Путин показал миру непривычный для него образ России — страны современной и сильной, и ее руководителя — человека умного, интеллигентного, говорящего на нескольких иностранных языках, с прекрасным чувством юмора.

Вот поэтому, когда таких людей, как Михалков, начинают бить, я волнуюсь за себя и за своих детей. Если я сам не буду себя защищать, никто этого не сделает. Но коль я вступлюсь, может быть, и здесь получится так, как в известной фразе: «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи». Сегодня мы все выясняем, что такое патриотизм. Так уж это слово исписали, что дальше некуда, теперь оно даже каким-то одиозным кажется. А патриотизм разный бывает. Например, если на страну идут супостаты, можно взять ружье, ходить с ним вокруг дома — чтобы вовремя встретить противника и защитить свою семью. А можно пойти на фронт. Это насколько сердца у человека хватит. Либо ты понимаешь, что твой дом — вся страна, либо — только то место, где ты живешь. Кому-то надо и на фронт идти.

— А зачем вообще нужна такая организация, как Союз кинематографистов?

— Есть много открытых вопросов, которые может и должен решить союз. Во-первых, посмотрите, сколько у нас в стране великих артистов, которые сегодня, достигнув пенсионного возраста, лишившись работы, живут очень бедно. А фильмы с их участием демонстрируются по всем телевизионным каналам — богатым, тратящим миллионы долларов на собственные теле- и кинопроекты. Почему они не могут за каждый показ фильма платить вменяемые деньги актерам и режиссерам, чьи картины, кстати, всегда сопровождающиеся рекламными роликами, они транслируют? Так делается в США, Европе, то есть в другом, цивилизованном мире, но не у нас. Люди, составлявшие честь, славу и гордость страны и кинематографа, умирают в нищете, в то время как на их фильмах кто-то продолжает зарабатывать. Союз кинематографистов должен с этим бороться.

Во-вторых, остро стоит вопрос скорее не цензуры, а морально-этических основ, с оглядкой на которые пишутся сценарии и снимаются фильмы. Я помню время, когда на «Ленфильме» комиссия не принимала картину Алексея Юрьевича Германа «Проверка на дорогах». Это была очень сложная ситуация. Но вот Герман приходил в кафе, и очередь в кассу перед ним расступалась. Порой общественное мнение, позиция профессионалов может быть сильнее оценки любого высокопоставленного чиновника. И, в конце концов, должны же наши молодые люди, режиссеры, актеры иметь ориентиры, что и как нужно снимать. Допустим, увидел молодой человек, что пошлый, грубый и вредный фильм собрал полные залы, и вскоре он сам начинает делать такое же кино. Кто ему сегодня скажет, что это неправильно?

Союз кинематографистов может стать саморегулирующейся организацией, где уважаемые члены нашего сообщества могли бы передавать свой опыт молодым. Ребятам же это очень важно. А сегодня никто не хочет с ними возиться, все пущено на самотек. Сейчас мы готовим проведение очередного фестиваля студенческих и дебютных фильмов «Святая Анна», я недавно стал его президентом, очень хочется собрать на конкурсе и молодежь, и мэтров кинематографа. В рамках фестиваля состоятся мастер-классы Никиты Сергеевича Михалкова, Сергея Владимировича Урсуляка, будет совместное выступление Кости Хабенского и Юрия Башмета и еще многое другое. Есть большое желание сделать фестиваль интересным для всех.

И, наконец, должен быть просто актерско-режиссерский кинематографический клуб. Место, куда люди будут приходить и общаться друг с другом. Сейчас такого нет. Кинематографисты ходят по ресторанам, по клубам, где-то встречаются, но почему бы им не делать этого на собственной площадке, на базе Союза кинематографистов?

— Теперь немного о вас как об актере. Вся страна узнала вас благодаря кино, но немногие знают, что в вашей жизни всегда большое место занимала работа в театре: в Санкт-Петербурге — в театрах «На Крюковом канале» и Ленсовета, а затем в столице — в Московском художественном театре, где вы служите почти семь лет. Что вам все же ближе — кино или театр? И чем стал для вас легендарный МХТ?

— Я всегда говорю, что театр и кино — две разные профессии, и тому и другому надо учиться. В кино я прошел серьезную школу, она началась с сериала «Агент национальной безопасности», и за него я безумно благодарен судьбе. Колоссальный опыт, который я приобрел, работая над этим сериалом, очень помог мне в дальнейшем. Да и компания у нас тогда собралась замечательная.

Театр — это совсем другая история, очень долгая и непростая. Что же касается МХТ, то я считаю, что если и работать в театре, то только в МХТ. Здесь у меня все сразу очень хорошо получилось, может быть, потому, что мы приехали сюда целой командой, а возможно, благодаря тому, что в этом театре была замечательная атмосфера, и у нас сразу сложились хорошие отношения с Олегом Павловичем Табаковым.

— А какой Олег Павлович руководитель?

— Олег Павлович — блестящий менеджер. Он выстроил сегодняшний МХТ от начала до конца, начиная с того, что обеспечил достойное существование людям, которые здесь работают, — они получают очень приличные зарплаты. Это во-первых. Во-вторых, в театре сейчас замечательный репертуар. В-третьих, у нас всегда аншлаги и битком набитые залы. Если говорить современным языком, МХТ сегодня не просто театральный проект, а мегапроект.

Олег Павлович вкладывает в этот театр душу, сердце, здоровье, поэтому для всех, кто здесь работает, МХТ — родной дом.

— Одна из ваших удач на сцене МХТ — Виктор Мышлаевский из «Белой гвардии». Создается впечатление, что этот образ очень близок вам по духу. В той, ушедшей, эпохе вы не чувствуете себя своим?

— Знаете, когда мы делали этот спектакль, нам было сложно говорить, что мы чувствуем себя белыми офицерами или кем-то еще. Я не знаю, какими были белые офицеры, да и как это узнать? Я только могу придумать, предположить.

В этом спектакле мы говорим о том, что есть люди, например мы с вами, каждый со своими мыслями, чувствами, «тараканами», попавшие в обстоятельства, когда мир вокруг них рушится. Но есть семья, есть женщина, которая держит весь этот мир, чтобы он окончательно не распался. Это ведь так похоже на наше время. А похож ли лично я на белого офицера или нет, наверное, не суть важно.

Мне часто говорят: «Вот вы все время играете военных». Да не военных я играю, а судьбы людей. Я конкретного человека играю, показываю, что с ним произошло и под воздействием чего он стал другим. Это самое главное и самое интересное.

— Кстати, большинство ваших героев, за редким исключением, мужчины «крутые», брутальные, иногда жесткие и жестокие, но вместе с тем они чрезвычайно обаятельны. Например, ваш майор Кречетов из «Ликвидации» вызывает симпатию и сочувствие даже после того, как узнаешь, что он и есть тот самый враг, которого ищут герои фильма.

— Обаяние — это не моя заслуга, маме с папой спасибо. А майора Кречетова Сергей Владимирович Урсуляк специально таким задумал, потому что очень большой вопрос возникает по поводу того, враг ли он на самом деле. Я лично его оправдываю и понимаю. Ну, судите сами: мы 70 лет жили и думали, что белогвардейцы — враги и супостаты, а потом нам сказали, что это не так, что они не враги, не предатели, они просто сражались за свою Родину и за свой мир. Кречетов тоже сражается за свою Родину, он понимает, что у него отняли все — страну, честь, звание, друзей. И он должен бороться с этими людьми как может. Помните, он говорит: «Мне все равно, немцы, вы или кто еще. Мне интересна и нужна моя страна». Это в нем главное.

А уж если мы взялись рассуждать о врагах, то должны понимать, что враг может быть разным — и непривлекательным маргиналом, и вполне приличным и обаятельным человеком, да и паспорт у него может быть какой надо, причем полученный на самых законных основаниях. Все это очень непросто.

— А вы лично похожи на кого-нибудь из тех героев, кого сыграли в кино, театре?

— Нет, не похож. Бывает, работаешь над ролью и сначала живешь и дышишь вместе со своим героем, а потом вдруг что-то происходит, и ты говоришь о нем: «Все, парень, ты зажил отдельной жизнью. Ты уже не я». Вот смотрю я сегодня на Леху Николаева из «Агента национальной безопасности» и думаю: «Ну и где там я? Этот человек вообще не похож на меня». И почему в том же фильме Андрюха, сыгранный Андреем Краско, не похож на реального Андрюху? Я же его очень хорошо знал, он совсем другим был. В какой-то момент наши герои начинают сами по себе существовать.

 

— Вашего Позднышева из «Крейцеровой сонаты», еще одного спектакля МХТ, высоко оценили и зрители, и коллеги-актеры, и критики. Такое единодушие — довольно редкий случай. Трудно было работать над этой ролью?

— Может, просто никто ничего не понимает в спектакле, раз его все хвалят? (Смеется) Знаете как у нас с кинематографом сейчас: «Да, — говорят некоторые, — сложно парень снимает, запутанно. Ничего непонятно. Видать, хорошая картина». А если серьезно: нет, мне не тяжело было работать над этой ролью, разве что там очень много текста, и его чуть трудновато было учить. Но это мелочи. Все, что я делаю, я люблю, а разве когда любишь может быть тяжело?

— Вы уже не только актер, но и режиссер, и продюсер. Я имею в виду ваш фильм «День Д». Как вам этот опыт?

— Все эти три профессии имеют совершенно разные уровни ответственности. Честно признаюсь, как только ты попробовал поработать режиссером, сразу хочется сказать: «Нет уж, лучше быть актером». Как актер ты отвечаешь только за себя, что тебе режиссер скажет, то и делаешь. И отношения со съемочной группой у тебя хорошие — ты же всем приятен, со всеми шутишь, тебя любят, балуют.

А вот ты режиссер. Представьте такой образ: вся группа встает, берет лестницы, осветительные приборы и прочее, смотрит на тебя и говорит: «Куда, начальник, пойдем? Видишь свет в конце туннеля?». Ты отвечаешь: «Вижу! Пошли!». А впереди полная темнота, ты поворачиваешься и думаешь: «И куда я их веду, не понимаю!». Режиссером, конечно, быть очень сложно.

Что же касается продюсера, то у нас вообще никто не понимает, что это за профессия такая. Большинство наших так называемых продюсеров по сути директора картины, не более. Ну, достал он деньги на фильм, «попилил» бюджет, отдал что-то на съемку, и как только картину сняли, он ее продал. И вся работа. На самом деле, продюсер — это человек, который отвечает за фильм от начала до конца, за все в комплексе — за каждое сказанное слово, за идеологию фильма, монтаж и все остальное. Это еще большая мера ответственности.

— Продолжите снимать фильмы?

— Кино хочу снять. И буду снимать, наверное.

— А какие-то другие проекты возьмете на себя?

— Посмотрим. Сейчас меня приглашают преподавать в театральный вуз. А я просто не знаю, как к этому подойти. Мне говорят: «Нам хочется, чтобы актерское мастерство преподавал действующий артист». А мне в ответ хочется сказать: «Ребята, понимаете, это еще не все. Здесь же важно, чтобы студенты меня слышали». Так что пока я не решаюсь. Но, думаю, придет время, и это у меня получится: сейчас идет период накопления опыта, а потом нужно будет его кому-то передавать.

2 марта Михаилу Пореченкову исполняется 40 лет. Дорогой Михаил Евгеньевич! Коллектив издательской группы «Профи-Пресс» и редакции журнала «БОСС» от всей души поздравляет Вас с днем рождения! Желаем Вам крепкого здоровья, новых творческих побед, сил для свершения всего задуманного! Мира и благополучия Вам и Вашим близким!

Босс №03 2009 г.

Следите за нашими новостями в Telegram, ВКонтакте