Сергей ШМАТЧЕНКО: нашей отрасли остро необходимы единые правила работы
Текст | Анатолий Романов и Александр Полянский
Фото | Александр Данилюшин
ООО «Геострой» — одна из самых заметных, высокотехнологичных проектно-изыскательских компаний сферы строительства и обустройства нефтегазовых объектов. Созданная в 2003 году на базе известной в отрасли Когалымской изыскательской экспедиции она сегодня сохраняет и продолжает традиции проектировщиков и изыскателей знаменитых западносибирских нефтегазовых объектов: активно работает не только в наиболее приоритетном сейчас восточносибирском нефтегазовом регионе, но и по всей России. «Геострой» успешно сотрудничает практически со всеми российскими нефтегазовыми корпорациями. Но генеральный директор компании Сергей Шматченко считает, что период разделения отрасли на корпоративные «делянки» прошел, сейчас время собирать камни: создавать единые правила игры, формировать единую систему нормативного регулирования и информационно-методического обеспечения.
Неконтролируемый рынок
— Сергей Николаевич, какую долю рынка проектно-изыскательских работ (ПИР) по объектам нефтегазового комплекса контролирует компания «Геострой»?
— Во-первых, рынок сегодня вообще никто не контролирует, поскольку количество игроков на нем очень велико. Во-вторых, нужно понимать, что основная доля ПИР приходится на сети проектно-изыскательских институтов и инжиниринговых компаний национальных нефтегазовых корпораций: ЛУКОЙЛа, «Роснефти», «Газпрома», «Транснефти»… Это, например, ВНИИСТ, ВНИИгаз, а также специализирующиеся по отдельным нефтегазовым регионам организации, такие как ПечорНИПИнефть, КогалымНИПИнефть, БашНИПИнефть, ТюменьНИИгипрогаз… Существуют институты, специализирующиеся на отдельных видах проектирования и изысканий: по наливным терминалам, проектированию объектов разработки шельфа, подводных переходов…
ПИР составляют обычно 4—10% от стоимости строительства объекта, и львиная доля этого процента приходится чаще всего на ведомственные проектные институты. Но есть много работы и для сторонних проектно-изыскательских компаний.
Мы специализируемся на ПИР в области обустройства нефтяных и газовых месторождений и объектов транспорта углеводородов. В 2006 году выполнили работ на 360 млн руб., оборот компании составил 840 млн руб. Для большинства независимых проектно-изыскательских компаний нашей отрасли это недосягаемые цифры. Тем более что динамика прироста объемов работ у нас 20—30% в год.
— А каково соотношение ролей в проектировании и изысканиях независимых ПИР-компаний и внутренних структур корпораций?
— Проектные институты нефтегазовых корпораций, безусловно, играют ведущую роль в проектировании собственных объектов, определяют стратегию выполнения ПИР, очередность их выполнения, состав ПИР для каждого объекта, подготовку ТЗ подрядным организациям, контроль качества. Также они разрабатывают корпоративную нормативно-методическую документацию в сфере проектно-изыскательских работ, основанную на государственных нормативных актах. И, конечно, сами выполняют значительные объемы ПИР.
— И при этом сторонние изыскатели и проектировщики выступают как их конкуренты?
— Институты не могут справиться со всем комплексом необходимых ПИР. Далеко не во всех, например, есть изыскательские подразделения, которые проводят изыскания — это то, что делается на местности: топография, геология, гидрогеология, геофизика… Институты иногда не могут на должном уровне обеспечить проработку всех разделов проекта. Нередко они менее мобильны, не готовы браться за ПИР в каких-то удаленных точках, не обладают необходимыми ресурсами и техническими средствами. Так что причин для привлечения сторонних организаций может быть множество.
Нефтегазовые корпорации зачастую стремятся разделить функции институтов как представителей заказчиков и как проектно-изыскательских организаций. А ЛУКОЙЛ, например, рекомендует своим проектным организациям на равных с другими участвовать в тендерах, и есть примеры, когда институты не выходят победителями.
— А с какими из национальных нефтегазовых корпораций вы наиболее тесно взаимодействуете?
— Много лет работаем с ЛУКОЙЛом, «Транснефтью», сейчас очень активно взаимодействуем с «Роснефтью». Точнее сказать, мы работаем в различных нефтегазоносных регионах с их дочерними компаниями: «Пурнефтегазом», «Северной нефтью», «ЛУКОЙЛ-Коми», «ЛУКОЙЛ-Западной Сибирью»…
Отрасль без правил
— Но, наверное, такая разделенность регулирования по различным национальным нефтегазовым компаниям создает большие проблемы?
— Конечно! Общеотраслевых институтов как таковых сегодня фактически нет. Существует ПНИИС Росстроя России — некогда крупнейший в Советском Союзе институт, с множеством филиалов, который раньше занимался в том числе созданием отраслевых норм и правил в нефтяном комплексе. Однако сейчас институт далеко не в лучшем состоянии, необходимой роли в сфере нормативного и методического обеспечения ПИР он не играет.
ВНИИСТ, ВНИИгаз работают успешно, но прежде всего в интересах корпораций, в которые входят, — соответственно «Транснефти» и «Газпрома».
Сегодня дефицит единой логики развития в строительстве вообще и нефтегазовом проектировании в частности. Отсюда возникают колоссальные проблемы.
Первая — нет единой нормативно-методической политики, у каждой корпорации она своя, и государственные нормативные акты своевременно не корректируются.
Нормативная база чрезвычайно устаревшая, не учитывает новых технологий. Это создает колоссальные проблемы при прохождении госэкспертиз.
Когда-то мы использовали стальные мерные ленты при разбивке пикетажа по трассе. Но это уже давно предание старины глубокой: много лет используются цифровые и спутниковые технологии.
С учетом создания новых материалов и технологий необходимо официальное утверждение современных расчетных механизмов, которые позволяют принять то или иное проектное решение. Данные расчетные механизмы документально не зафиксированы, принимать на их основе проектные решения нельзя, потому что они противоречат нормативным актам. Для проектировщиков это просто катастрофа! Мало того, устаревшие требования позволяют работать на рынке слабым, малопрофессиональным компаниям, безнадежно отставшим от современного уровня ПИР.
— А вы не пытались поднимать эту проблему на государственном уровне?
— Делаем это при любой возможности. Доказываем, что введение единых требований намного упростит взаимоотношения заказчиков с подрядчиками, корпоративных (ведомственных) институтов и сторонних организаций и, самое главное, упорядочит прохождение госэкспертиз.
Есть группа энтузиастов — представители нашей и нескольких других компаний, ведущих российских вузов, в том числе МГУ, которая в инициативном порядке занимается сейчас разработкой нормативной базы по полевым работам; предусматривается, в частности, необходимость создания государственной контролирующей организации.
Дело в том, что изыскания — это сегодня самый больной вопрос. Здесь действует масса маленьких, слабых, несертифицированных, не обладающих нужным опытом компаний. Поэтому просто необходимо на государственном уровне иметь систему контроля качества хотя бы за полевыми работами.
Другая проблема — отсутствие единой ценовой политики. Тендер — очень важный механизм, конкуренция заставляет думать каждый день, а не только по понедельникам. Но на тендерах сегодня происходит нередко форменное безобразие: претенденты бессовестно демпингуют, а организаторы тендеров этому должным образом не препятствуют. Цены на работы уходят за грань разумного. В результате побеждают компании, которые не обладают необходимым оборудованием, манкируют важными этапами работ, особенно полевых, и чаще всего даже не имеют собственных исполнителей работ — нанимают сторонних.
При этом существует сборник цен с инфляционными индексами, но на него никто не обращает внимания, поскольку сборник не имеет силы нормативного акта. Получается, что зачастую «побеждает» цена в три раза меньше указанной в сборнике, «чисто договорная»!
Другой аспект сравнения участников тендера — сроки, они тоже порой совершенно нереальные. И только на третьем месте находится непосредственно оценка: сможет или не сможет предприятие выполнить работы по своему ресурсному потенциалу и опыту.
Я убежден, что в специальном нормативном акте должны быть установлены минимально допустимые требования по ценам, срокам, собственным ресурсам, которыми обязана обладать компания, и опыту ее работы.
Еще одна большая проблема, требующая участия государства, — конкурентоспособность российской машиностроительной продукции. Нельзя сказать, что нашу технику полностью вытеснила западная: в заказных спецификациях, которые мы составляем при проектировании, доля российской продукции доминирующая. Но в сфере телекоммуникационного и изыскательского оборудования — провал. В части телекоммуникаций и спутниковых технологий мы работаем на японском оборудовании в рамках американской системы GPS. Сейчас идет речь о переходе на систему «Глонасс». Мы ждем этого с опаской — оборудования-то подходящего нет. И государство должно позаботиться о том, чтобы оно появилось.
Далее. Коммерческие структуры — и проектно-изыскательские, и строительные, и добывающие, и транспортные — должны быть подконтрольны государству в сфере экологии. Я много времени провел в тундре и отношусь к этому очень трепетно, поскольку очень хорошо знаю, что бывает, когда должного контроля нет.
В нефтегазовой отрасли произошел качественный скачок по сравнению с 90-ми годами, а уж с 70-ми и подавно. Главный вред природе был нанесен именно в 70-х годах: тогда к кустовой площадке можно было подойти только в болотных сапогах. Мне приходилось видеть, как стая уток садилась на озеро с нефтяным пятном и тут же погибала. Сейчас такого нет, и начали процесс экологизации своей работы сами нефтегазовые корпорации. Пионером был, кстати, ЛУКОЙЛ, возглавляемый Вагитом Юсуфовичем Алекперовым.
В настоящее время используются передовые технологии, в частности безамбарное бурение. Но главное — со стороны нефтегазовых компаний есть понимание важности сохранения природы и воспроизводства природных ресурсов.
— Насколько мы знаем, в компании «Геострой» специально сертифицирован менеджмент качества.
— Еще в советских нормативах был заложен многоступенчатый контроль, и сейчас действуют соответствующие нормативные документы, которые мы соблюдаем. Сегодня мы внедрили ИСО 9001, потому что это современный корпоративный стандарт. Но эта система не специализирована по нашей отрасли, она рассчитана на промышленное производство.
Назрела и перезрела необходимость создания единой системы менеджмента качества в нефтегазовой отрасли. В настоящее время действуют ведомственные отраслевые системы: в аэрокосмической — AS-9000, в автомобильной — QS-9000, в сфере телекоммуникаций — TL-9000. В качестве единой СМК в нефтегазовой отрасли можно предложить N g -9000. На данный момент в отрасли существуют СМК на уровне отдельных корпораций.
Проектировщикам и изыскателям нашей сферы, для того чтобы отстаивать свои интересы перед государственными структурами и заказчиками, очень важно объединиться в профессиональную ассоциацию. Только с ее помощью мы сможем решить многие из имеющихся проблем.
Все направления — главные
— А в чем суть вашей корпоративной стратегии?
— Поддерживать постоянное качество, реагировать на пожелания заказчиков и на необходимость быть востребованными. Сейчас в нашей сфере развитие идет опережающими темпами. Осваиваются новые месторождения, особенно в Восточной Сибири, строятся новые магистрали, например в обход Белоруссии. Развивается Балтийская трубопроводная система, прокладывается новый трубопровод Восточная Сибирь — Тихий океан, в проведении проектно-изыскательских работ для которого на отрезке в Бурятии мы имели честь участвовать.
Планируется также масштабная реконструкция, капитальный ремонт существующих коммуникаций. Нефтяные и газовые артерии страны подошли к предельному сроку эксплуатации, нуждаются в замене. И в «Транснефти», и в «Трансгазе» уже готовы масштабные программы реконструкции и капремонта. Есть серьезные программы строительства и реконструкции внутрипромысловых трубопроводов, строительства и ремонта автодорог к промыслам, ремонта скважин… Без работы не сидим.
— А в зарубежных проектах российских нефтяных холдингов не планируете участвовать?
— Сертификаты позволяют, но пока мы осмысливаем этот вопрос. За рубежом другие нормы, другие законы, совершенно иные климатические зоны, геологические условия… Но это интересно.
— А двух филиалов компании достаточно?
— Совершенно недостаточно, будем активно расширяться. Проектировщик должен находиться вблизи заказчика — это облегчает сбор исходных данных и позволяет находить быстрые нестандартные решения. 16 августа нынешнего года подписан приказ о создании филиала в г. Усинске, Республика Коми.
Ресурсы для расширения филиальной сети у компании есть, но создавать их, конечно, будем постепенно.
— У компании широкий спектр деятельности, связанной с ПИР. Какие направления наиболее приоритетные?
— У нас нет более приоритетных и менее приоритетных направлений — все тесно взаимосвязаны. Без линий электропередачи не пробурить скважины, не обеспечить откачку нефти. А без автодорог не доставить на промысел оборудование и людей — во всяком случае, если мы говорим о таежных и тундровых районах, а нефть добывается в первую очередь там.
Кроме того, не бывает месторождений без нефтепроводов, в том числе магистральных линий, водоводов для подачи воды в нефтеносные пласты с целью поддержания внутрипластового давления. То есть выполняем ПИР под обустройство месторождений.
— В тендерах вы в специальном представлении не нуждаетесь?
— Нас, безусловно, знают. Чтобы участвовать в тендере, необходимо получить тендерное предложение, и мы их получаем в изобилии. Мы не участвуем во всех тендерах подряд, но папка заказов на 2007 год весьма пухлая.
С июля, как и все компании нашей сферы, уже занимаемся заказами на 2008 год.
— Вынуждены работать по принципу «волка ноги кормят»? То есть не имеете гарантий сохранения объемов на будущий период?
— Лучшая гарантия сохранения работ на будущий период — это своевременное и качественное выполнение предыдущих заказов. Но если говорить о пожеланиях, то, конечно, хотелось бы получить возможность планирования работ хотя бы на три года. Сейчас в стране принят трехлетний бюджет, каждая нефтегазовая компания имеет планы развития на несколько лет вперед. А тендеры проводятся, как правило, на отдельные объекты, причем зачастую очень мелкие и территориально разбросанные. К тому же тендеры проводятся либо на проектно-изыскательские работы, либо на общестроительные, несмотря на то что в настоящее время существуют естественные альянсы проектировщиков и строителей, способные выполнять работы «под ключ».
Мы, например, тесно взаимодействуем со строительной компанией «Профмонтажстрой-С» — г. Сургут, генеральный директор А.В. Лебедев. Нашими партнерами являются и «Городской центр экспертиз», г. Санкт-Петербург, и компания «Талка-Гео», г. Москва, и др. Это вполне серьезные, зарекомендовавшие себя компании. И вызывает удивление тот факт, что на тендерах стоимостью десятки миллионов рублей встречаются предприятия с численностью 10—20 человек, а стоимость их собственных основных средств едва дотягивает до пятизначных цифр. В этих случаях тендерные торги напоминают мне какую-то карточную игру, а производственники превращаются в «игроков рынка».
— Вы широко используете дорогостоящее спутниковое оборудование. Это, наверное, большая редкость в области ПИР?
— Нет, это не редкость. Это современная система работы, и в нефтегазовой отрасли любая мало-мальски серьезная компания не может без такого оборудования обойтись.
Но у «Геостроя» есть и то, чего нет у других проектно-изыскательских организаций нашей отрасли — это уникальные системы спецавтотранспорта, не имеющие аналогов не только в России, но, думаю, и в мире. Просто я давно занимаюсь данной темой и знаю редких мастеров.
У нас в автопарке две уникальные амфибии саратовского производства, несерийные. Мне повезло когда-то познакомиться с человеком, который их придумал. Эта машина может ездить и по тонкому льду, и по шуге — каше изо льда и воды. В осенний период, когда больше вообще ничего из автотранспорта не движется, ее возможности бесценны.
Вообще, в службе автотранспорта «Геостроя» прекрасные собственные специалисты, они занимаются ремонтом и реконструкцией техники, в том числе канадской, обеспечением полевых работ.
— Интересно, насколько изменилось ваше ремесло по сравнению с 80-ми годами?
— Изменилось, и кардинально. Если 20 лет назад, как я уже говорил, мы использовали стальные мерные ленты, то сегодня по каждой точке снимаем параметры с помощью спутников. Подготовка отчетов начинается прямо в поле, и в реальном времени данные передаются в офис благодаря высокоскоростному Интернету и прямому московскому номеру, который есть у каждой изыскательской партии, несмотря на их территориальное расположение…
Национальным проектам — корпоративное финансирование
— Во всех отраслях сегодня очень остро стоит кадровая проблема…
— Наша сфера не исключение. Дело в том, что ПИР — наукоемкое производство, требующее специалистов высочайшей квалификации, которых нужно выращивать не один год. 90-е годы очень больно стукнули по нам: в геологические и геодезические вузы никто не шел, они были предоставлены самим себе. И только опережающее развитие нефтегазовой отрасли позволило им подняться — точечно, исключительно за счет рыночных механизмов. Заботы государства об этой важнейшей сфере образования в нашей стране с крупнейшим в мире сырьевым комплексом как не было, так и нет.
Что же касается молодежи, то в последние годы она наконец пошла в вузы нашего профиля и сейчас мы получаем молодое пополнение. Для решения проблемы дефицита ИТР прежде всего привлекаем на практику студентов — учащихся московских, новосибирских, тюменских, уфимских вузов, в первую очередь МИИГАиК, НИИГАиК, Московского геологоразведочного университета. Значительная часть из них остается работать в компании.
Кроме того, мы финансируем обучение в вузах своих работников — как базовое высшее образование для перспективных рабочих, которые могут стать компетентными ИТР, так и дополнительное высшее для повышения квалификации специалистов.
Сейчас в компании более 250 сотрудников, учится около 15 человек. Когда наступает сессионная пора, мы испытываем определенные трудности, но переносим их стоически, потому что знаем: за счет повышения квалификации эти затраты окупятся.
Отдельное направление — финансирование обучения в вузах детей сотрудников компании.
— Профильное обучение?
— Как профильное, так и непрофильное. Это направление имеет отношение как к программе пополнения кадров специалистов, так и к социальной программе предприятия. Оно очень помогает поддерживать преемственность поколений в компании: несколько молодых сотрудников пришли к нам по стопам своих родителей. В Тюменском филиале у нас работают отец и сын: один — главный инженер филиала, другой — главный инженер крупного проекта. В Уфимском филиале мама и сын — ведущие геологи. Получается, семья становится частью компании.
Средняя зарплата в компании — 34 тыс. руб., у нас большая программа медицинского страхования, финансирования не только профессионального и высшего образования, но и обучения в школах, посещения детских садов.
Работникам, которым нужны квартиры, мы финансируем первоначальный взнос по ипотечному кредиту. И теперь доплачиваем к зарплате сумму ежемесячных взносов.
Мне кажется, наш опыт может быть распространен и в других компаниях, и этому способно помочь государство, установив налоговые льготы для них. Раньше в России были купцы разных гильдий с различными правами и льготами в зависимости от доверия к ним, авторитета в деловом сообществе… Почему бы сейчас не вернуться к этой практике?
Переходящая торговая марка
— А как вы формировались в профессиональном плане, как создавался «Геострой»?
— Я начинал в объединении «Башнефть». В 1985 году в составе второй топографической партии Когалымской изыскательской экспедиции института «Башнефтепроект» переехал в Когалым: Когалымский нефтегазовый регион было поручено осваивать нашему объединению. Кстати, работами там руководил зам. генерального директора «Башнефти» по Западной Сибири Вагит Юсуфович Алекперов.
18 лет я проработал в Когалымской экспедиции на разных должностях, последние восемь лет руководил экспедицией.
Затем в результате реструктуризации «Башнефти» Когалымская экспедиция была ликвидирована, часть специалистов переехала в Москву, часть — в Уфу. Мы решили не дать пропасть потенциалу экспедиции, тем более что потребность в ПИР с начала 2000-х годов резко возросла. А Когалымская экспедиция — это было имя в нефтяной отрасли: все нас знали, знали наш уровень работы, даже если не сталкивались непосредственно. На базе этой экспедиции мы с коллегами в 2003 году и создали ООО «Геострой» с центральным офисом в Москве и двумя филиалами — в Уфе и Тюмени. На первых порах заказы нам давали прежде всего предприятия ЛУКОЙЛа и «Транснефти», потом — и других нефтегазовых корпораций.
— А почему не влились, например, в ЛУКОЙЛ? Наверняка интерес к вам был?
— Мы решили сохранить независимость, личную свободу. Считали и считаем, что только она дает возможность организовать деятельность так, как необходимо с точки зрения современных профессиональных подходов.
В советские времена существовало много противоречий, неадекватных современному развитию технологий требований, которые мешали работать. В частности, нам довольно трудно было покупать качественную импортную технику: приходилось с боем доказывать необходимость подобной техники в нашей работе. Очень много было устаревших технологических и методических требований: нам предписывали их исполнять в приказном порядке. Боязнь вновь попасть под чье-то влияние и побудила нас развиваться в качестве независимой компании.
— Есть ли у вас любимые изыскательские байки, столь свойственные, как известно, вашей романтической профессии?
— Есть, но, честно говоря, они непечатные.
— Чем увлекаетесь в свободное время?
— Охота, рыбалка, походы. В молодости профессионально занимался спортивным туризмом — закалка сохранилась.
— Увлечения не сильно расходятся с профессиональной деятельностью.
— Получается, что так.
Идем на восток
— Можно ли при тех проблемах в отрасли, которые вы отметили, говорить, что у нас в стране присутствует единая политика в нефтегазовой отрасли?
— Такая политика, безусловно, присутствует. Сейчас есть генеральное направление развития отрасли — развитие месторождений Восточной Сибири. Это огромный источник роста экономики и социально-экономического развития восточной части страны.
30 лет назад в Западной Сибири была одна тайга, а сегодня там прекрасные города: Ханты-Мансийск, Сургут, Нижневартовск. Это один из богатейших регионов России, здесь созданы современные предприятия, учреждения культуры, вузы. Есть все шансы повторить это чудо в Восточной Сибири.
— Сегодня многие сетуют, что наша экономика как подсела на «нефтяную иглу», так с нее и не слезает.
— А я так не считаю. Благодаря нефтяной отрасли поднимается строительство, металлургия, машиностроение, химия. Строительство растет на 10% в год! Нефтегазовый сектор — мощнейший источник экономического роста, другое дело, что использовать его нужно с умом, не допускать дисбаланса в экономике. Но говорить, дескать, плохо и неправильно, что у нас развивается углеводородный сектор, что он нам не дает развивать все остальное, на мой взгляд, странно. Забудем про богом данные ресурсы и начнем строить свою жизнь по написанным кем-то экономическим правилам — так что ли? Мне такая логика не понятна.
— Появляются стратегические замыслы и в стране…
— Да, принят трехлетний бюджет, программы развития энергетики, транспорта… Кстати, транспортная проблема для нас острейшая: в Китае, по данным СМИ, строится 30 тыс. км автодорог в год, а у нас — 3 тыс. Очень важно развивать современные трубопроводные магистрали, промышленные центры, крупные города. Слава богу, Сочи представился такой шанс благодаря Олимпиаде. Но поддержку должны получать и другие города и населенные пункты.
Тем не менее понимание стратегии, программа развития постепенно появляются в стране, они будут совершенствоваться, преемственность курса президента, я уверен, сохранится. А мы примем самое активное участие в реализации этой программы.