Наталья БЕСТЕМЬЯНОВА, Игорь БОБРИН: мы независимы и счастливы
Беседу вел Леонтий Букштейн
Наталья Бестемьянова и Игорь Бобрин в ледовом спорте никогда не выступали вместе. Наталья в танцах на льду каталась с Андреем Букиным, а Игорь был одиночником. Но последние два десятилетия они и работают вместе, и вместе живут. Наталья — директор, а Игорь — художественный руководитель Театра ледовых миниатюр Игоря Бобрина. В беседе с нашим корреспондентом они вспоминают о своих спортивных карьерах, и не только о них.
— Наталья, а как вы начинали?
Н.Б.: Как? Да как многие. Мне было 17, Андрею Букину — 19. Мы были уже взрослыми людьми, и с нами тренер разговаривала по-взрослому. Мы же пришли не разговоры разговаривать, мы пришли, чтобы из нас чемпионов сделали. К тому же мы попали в группу к Татьяне Тарасовой, когда и мне, и Андрею сказали, что из нас ни вместе, ни порознь ничего не получится. До этого Андрей выступал с другой партнершей и их пару признавали бесперспективной. Андрей какое-то время даже не катался, у него был простой. А я так вообще каталась в одиночном разряде, занимала какие-то …надцатые места, постоянно падала на соревнованиях, потому что не умела собраться, эмоции захлестывали меня. Был такой момент, что появились мысли либо заканчивать выступления, либо уходить в балет на льду. Поэтому, когда нам предложили хоть какое-то будущее в спорте, мы согласились — и он, и я.
— А почему же тогда вас пригласили, если вы были на …надцатых местах и вас приговаривали к полной и окончательной неудаче?
Н.Б.: Это все же было в одиночном разряде. А мне предложили другое дело, в котором те качества, что мне мешали в одиночном катании, наоборот, помогали.
И.Б.: Мы, одиночники, парные танцы шутя называли «трамваями на льду» — когда один тянет или толкает другого как бы по рельсам… Если ты одиночник, то ты мог свою карьеру продолжить в парном катании. Но не наоборот! А вот если ты и в пару не годился, то тебя списывали в танцы. Они, мастера танцев на льду, конечно, обижались за такие оценки, но вот так мы друг над другом подшучивали… В те времена самые большие успехи у нас в стране были в парном катании и танцах на льду, начиная с Белоусовой и Протопопова, Ирины Родниной и Алексея Уланова, Родниной и Александра Зайцева, Людмилы Пахомовой и Александра Горшкова. Взлет был настоящий. Ну а одиночники — это всегда был элитный вид спорта в фигурном катании.
— Я снова обращаюсь к Наталье. Итак, вас подобрали друг к другу с Андреем Букиным…
Н.Б.: Я начала тренировки в январе 1977 года (мы, кстати, недавно 30-летие этого события отметили, да!), а уже осенью того же года стала выигрывать все подряд рядовые соревнования. Требования были очень жесткие: на тренировках мы катались как минимум шесть — восемь часов ежедневно. А еще занятия в зале, кроссы. Было нелегко, но я и пришла из «нагруженной» группы, поэтому переносила все без больших проблем.
— А первая тренировка с Андреем Букиным? Как это было?
Н.Б.: Мне очень жаль было бросать одиночное катание. Я реалистка и понимала, что может случиться так, что ничего хорошего из всего этого не выйдет. Я и там бросила, и здесь ничего не добьюсь. Я уже стала чемпионкой страны среди юниоров, входила в сборную на шестых-седьмых местах. Но это был уже потолок. И на какой-то момент я ушла в никуда. Меня это страшно угнетало. Я хорошо помню, как нас с Андреем по-ставили в пару. И я, и Андрей — мы оба понимали, что такой тренер не держит ни «блатных», ни балласт. Такой тренер берется только за верных чемпионов. Будущих. Так было и у нас.
— Вы приступили к интенсивным тренировкам. А потом?
Н.Б.: Потом поступила в физкультурный институт. Я уже была мастером спорта и школу окончила с хорошим аттестатом, поэтому экзамены сдавать не потребовалось. Так что, пока я находилась на сборах, мама просто отнесла мои бумаги в институт, и меня приняли по документам.
— Насколько я знаю, вы не были «звездными» детьми?
И.Б.: Почему же? У меня отец был важной персоной… Шучу.
Вообще, в отношении отбора учеников существует градация тренерского состава. Как и во всем в жизни. Одни берут маленьких детей и просто учат их кататься. Другие берут уже новичков, которые могут куда-то подняться. А та каста, в которую вошли Наталья и Андрей, она для тех спортсменов, кого собираются поставить на одну из ступенек пьедестала почета. Предпочтительно на высшую. Я думаю, когда ребята — Наташа и Андрей — шли туда, они уже понимали, к кому и для чего идут.
— Так, Наталья?
Н.Б.: Ну конечно! Только первые несколько месяцев меня тренировал сам Андрей, потому что тренер уезжала на соревнования. Андрей учил меня позициям, танцевальной посадке. Как он это выдержал, я и сейчас не представляю, потому что кататься и одновременно постоянно говорить, давать пояснения, учить — неимоверно трудно чисто физически. Но он сделал это.
— А сейчас где Андрей Букин?
Н.Б.: У нас в театре. Где же еще ему быть?
— Вон оно как… А таких, как вы, Андрей и Игорь, у вас в театре много?
Н.Б.: Таких вообще немного! Нас трое, и на этом держится весь театр.
— Вы не слишком самоуверенны?
Н.Б.: Если бы я была другой, как вы думаете, добились бы мы чего-нибудь? Но, кроме нас, в театре много тех, кто работает и пять, и десять, и 20 лет, со дня его основания. Это, безусловно, люди способные и талантливые, целеустремленные, яркие. Бесталанных людей вообще не бывает. Нужно только понять, в чем ты талантлив и стараться проявить себя изо всех сил. Те, кто хорошо показал себя в театре на просмотре, потом, как правило, добиваются многого. А тренеры некоторых из них удивляются: «Надо же, а мы думали, что они бесталанные…» Оказывается, «таланные»!
И.Б.: Фигурное катание вообще стало более спортивным. Больше сложных элементов, вращений, прыжков, выбросов. Говорят, что на художественные моменты не остается времени. Поэтому фигурное катание сейчас несколько утратило ту всеобщую любовь, которую раньше излучали зрители. Этот вид спорта стал очень техническим. А зрителям, большинству зрителей, совершенно все равно, тройной или двойной прыжок выполнил спортсмен. Они хотят увидеть, как он чувствует музыку, как раскрывает образ, как живет на льду в роли артиста.
Н.Б.: Их, зрителей, это либо «берет», либо нет, как это недавно произошло на чемпионате Европы: зрители попросту выключали свои телевизоры. Понятно, что идет смена поколений, уходят известные фигуристы. К тому же сейчас бюрократами от спорта установлены непонятные и неприятные правила в фигурном катании. Глава Международного союза конькобежцев, к которому относятся и фигуристы, — сам конькобежец, он и подходит к системам оценки как к бегу на дистанции: длина дистанции, время, секунды, минуты… Их, эти правила, даже специалисты не до конца понимают, а судьи не знают, как теперь судить. У фигурного катания как у вида спорта наступили сложные времена.
И.Б.: Зрителя лишили интриги. Прежде если американцы ставили россиянам пять баллов, то все понимали, что это несправедливо и что свои, родные, все равно поставят больше. Теперь же компьютеры вычисляют среднее значение и выводят обезличенные оценки. Не поспоришь и не покричишь «судью на мыло!». Цель как будто благородная: уйти от субъективизма в судействе, от коррупции. Но в фигурном катании, как во всяком зрелищном виде спорта, должен быть элемент человечности, человеческого фактора. Я, как судья, вношу в оценку не только чисто спортивное исполнение элементов, но и то, как фигуристка одета, какая у нее прическа и прочее, и прочее. Без этого из фигурного катания ушел элемент игры. Я знаю, что иногда получал высокие оценки потому, что судьям нравилось мое катание. И они прощали мне некоторые шероховатости и даже ошибки. Сейчас такое невозможно.
— Игорь, а что будет дальше с вашим видом спорта?
И.Б.: Пофантазируем. Допустим, одиночник прыгнул десять оборотов. За ним все потянутся, забывая про хореографию и прочее, теперь ненужное. Дальше станет совсем уж неинтересно смотреть на эти однообразные прыжки, зрителей будет меньше, рекламы — тоже меньше, доходы Международного союза конькобежцев начнут падать. Спонсоры перестанут вкладывать средства, уйдут премиальные — они уже уходят. Теперь союз приходит к мысли, что новые правила надо пересмотреть, вернуть фигурному катанию зрелищность. Вот что будет. Мы так думаем.
— Да, Наталья?
Н.Б.: Совершенно верно. Если прежде большие звезды фигурного катания старались продлить свою жизнь в спорте, их манили хорошие премиальные, то теперь ситуация обратная: звезды уходят в профессионалы. А профессионалы — это не телетрансляции на целые континенты. Это камерное занятие, рассчитанное на конкретный зал. Сейчас в профессиональных шоу собраны лучшие силы. Нам-то, в театре, это плюс, но за зрителей и болельщиков немного обидно. Да и за наших чемпионов тоже.
— Вы в танцах на льду прожили 11 лет, а до этого 13 лет в одиночном разряде. Срок для фигурного катания очень даже солидный. Что помнится из тех лет?
Н.Б.: Когда мы с Андреем почувствовали «запах побед», то стали думать об участии в Олимпиаде и, естественно, о победе. На первой своей Олимпиаде в 1980 году в Лэйк-Плесиде мы были еще только десятыми. На второй в 1984 году в Сараево пропустили вперед только легендарных Джейн Торвилл и Кристофера Дина. Потом мы настроились на следующую Олимпиаду, и перед нами поставили задачу участвовать и победить. Ну, наша доблестная федерация всячески старалась этого не допустить… На достижение этой цели ушло много сил и времени. И в 1988 году на XV зимней Олимпиаде в канадском Калгари мы с Андреем стали чемпионами.
А уж потом нашу пару стали раздирать со всех сторон, нагнетать обстановку… Много было переживаний.
Мы не катались вместе девять месяцев, Андрей работал в Спорткомитете, перебирал бумаги. Одним своим видом он, чемпион мира и олимпийский чемпион, унижал и беспокоил чинуш. В итоге он оттуда ушел. К нам, в театр. И мы с ним за одну тренировку восстановили все былое!
— Театр — это бизнес, это жесткий график, самостоятельность и ответственность перед немаленьким коллективом. Эта жизнь оказалась вам по сердцу, по характеру, по силам?
Н.Б.: Вы знаете, у нас такая финансовая история, что мы уже можем не работать. Нам хватит и на хлеб, и на масло. Но это же наша жизнь, мы любим это дело. И оно позволяет нам оставаться молодыми, в конце концов. Иногда устаем так, что кажется все, нет больше сил. А через два дня понимаешь: это был каприз.
— Мне показалось, что на своих нынешних выступлениях, которые транслирует телевидение, вы во время катания очень волнуетесь…
Н.Б.: Я волнуюсь, потому что мне очень важно хорошо откататься. И я никогда не глушу в себе это волнение, оно придает остроты и катанию, и восприятию его зрителями. Где бы я ни выступала, всегда волнуюсь. Хуже, если бы я оставалась спокойной и холодной, как ледяная глыба. Вот тогда это было бы проблемой.
— Во время одного из выступлений на вас был очень интересный костюм с алой подкладкой. Кто автор?
Н.Б.: Ника Велигжанинова. Мне будет очень приятно, если вы об этом упомянете.
И.Б.: Ника просто не знает слова «нет». Она из Питера. И когда у нас бывает такая ситуация, что нужно сделать или переделать костюм срочно (а это происходит с завидной регулярностью), наша Ника всегда отвечает: хорошо, да, да, да. Если мы ей звоним с объяснениями, зачем и почему нужно ввести новый элемент в чей-то костюм, она начинает хохотать: ну вот семья, творчеством они занялись! Она подхватывает наши идеи, и мы знаем, что все будет сделано в срок и точно так, как мы хотели. Вообще, она не только и не столько на нас работает, сколько для Большого театра в Москве и для Кировского в Питере. В своей профессии она звезда.
— Игорь, бывает, что мужчине, которому за 50, лезут в голову всяческие мысли, в том числе и невеселые, о закате карьеры. А вам?
И.Б.: Я своего возраста не стыжусь. Меня в спорт привели родители, мама меня, хиленького и худенького ленинградского ребенка шести лет, возила на тренировки с одного катка на другой — в Измайловский сад, на стадион «Динамо». Возила, нагруженная огромной сумкой с бутербродами и термосами. За это я ей и сегодня говорю спасибо. Мне понравилось на льду, понравилось кататься под музыку, понравилось быть лидером среди одноклассников.
В те годы были такие сумасшедшие тренеры, которые ездили по каткам и выискивали способных ребятишек. Я оказался в группе из 100 человек, и занимались мы в Центральном парке культуры и отдыха им. С.М. Кирова. Тренер Татьяна Ивановна Лавейко выделила меня среди всех и пригласила в спортивное общество «Буревестник», и всю жизнь я катался именно за него.
Потом меня приметил известный тренер Игорь Борисович Москвин и взял в свою группу. Мне опять повезло: я попал в плеяду звезд — это Сергей Волков, Сергей Четверухин, Юрий Овчинников, Владимир Ковалев. Конкуренция у нас была, в том числе и по территориальному признаку: я из Питера, а москвичи — ближе к Спорткомитету. Тренер мне говорил: «Мы не станем никому носить подарки, мы будем выигрывать своим трудом». Заявление для тех лет донкихотское, но мы трудились изо всех сил и в итоге победили. Он и теперь остается таким. Если его супруга, Тамара Москвина, тоже звезда, — она дипломат, умеет говорить с кем нужно и как нужно, то Игорь Борисович просто стоял на своем, и все тут. Откровенно говоря, он это мне хорошо вбил в голову, и я до сих пор живу по таким правилам. У меня Наташа тоже дипломат. А я, хоть мне и неловко бывает, но тоже прямо и упрямо стою на своем. И все тут.
— А как набирались ваши титулы?
И.Б.: Я стал чемпионом Союза, чемпионом Европы, бронзовым призером чемпионата мира. Все это — не только моя заслуга, но еще и результат того уважения и симпатии, которые шли ко мне от зрителей. Это для меня было и остается, наверное, самым важным в спорте и работе. У меня было много показательных номеров: «Буба из Одессы», «Ковбой», «А нам все равно» на музыку из кинофильма «Бриллиантовая рука».
Был такой случай. Когда я занял первое место на чемпионате Европы, то газеты поместили сообщение об этом в рубриках типа «Герой месяца», хотя там обычно рассказывали о людях очень высокого полета. То есть за меня радовались искренне, и это поддерживало и вдохновляло. Тогдашний директор Дворца спорта «Лужники» и председатель Федерации фигурного катания Анна Ильинична Синилкина позвонила председателю Спорткомитета Сергею Павлову и сказала, что Бобрину нужно бы дать звание заслуженного мастера спорта. А тот возразил, мол, такие звания у нас дают за победу на Олимпиаде и при наличии звания чемпиона мира. На что Анна Ильинична ответила кратко: «Сергей Павлович, народ нас не поймет…» И вот с этой формулировкой — «народ нас не поймет» — Сергей Павлович присвоил мне почетное звание «Заслуженный мастер спорта СССР», что по тем временам и по тем канонам было само по себе необычно.
— В 1983 году, когда вам было еще только 29 лет, вас решили не допустить до очередной Олимпиады…
И.Б.: Да, чиновники из Госкомспорта мне «помахали ручкой». И в довольно резкой форме: стране нужны были медали и еще раз медали.
— Вы пришли домой, сели на стул и стали думать о своей судьбе…
И.Б.: Не буду кривить душой — задумался. Мне хватило нескольких часов на мысли о том, что без меня фигурное катание закончится. Потом мне позвонили с Украины и сказали: «Игорь, мы предлагаем квартиру в Киеве, машину и молодую жену. Приезжай!» Но, к счастью, у меня тогда уже была молодая жена — Наташа, летом мы поженились. Она поддержала меня во всем, не дала пасть духом.
К тому времени уже образовалось ледовое шоу «Все звезды» из известных и сильных спортсменов, включая Ирину Воробьеву и Игоря Лисовского, Юру Овчинникова, оставивших спорт и занявшихся этим делом. Создание ледового шоу стало для всех нас спасением. У меня было шесть-семь программ из спорта, которые нравились зрителям. Но я уже тогда считал, что это будет скучно, нужно делать театр на льду, создавать спектакли на льду. Первый наш спектакль — «Немое кино. Раз-мышления на тему Чарли Чаплина», сценарий которого мы написали совместно с Ильей Резником. Я играл главного героя. А дальше, как говорится, само пошло. И идет уже 21 год.
— Хорошо идет?
И.Б.: Неплохо. Мы столько были биты советскими госчиновниками, что теперь, имея собственный устойчивый бизнес, мы просто счастливы. У нас деловые партнеры по всему миру: во Франции, в Южной Корее, в США. У нас свой огромный «гардероб» — уникальный набор костюмов для самых разных номеров и спектаклей. Их, спектаклей, кстати, уже 13 и более чем 100 дивертисментных номеров. У нас две свои ледовые установки, и в данном плане мы ни от кого не зависим.
Конечно, бизнес — это огромная ответственность, жесткая конкуренция. Нам все время нужно быть на острие. Но пока мы не устали и пока нам это нравится — это смысл нашей жизнь. Мы независимы и счастливы.
Босс №04 2007 г.
