Валерий ГЕРГИЕВ: далеко не все зависит от денег
Беседу вела Валентина Серикова
Реальный успех Валерия Гергиева затмевает все мифотворчество «пиара». Гергиев принял Мариинский театр в тяжелейшем моральном и финансовом состоянии. Сейчас слово «Мариинка» превратилось в музыкальный брэнд мировой значимости.
Личная жизнь маэстро — тайна за семью печатями. Известно лишь, что в 1999 году он, знаменитый холостяк, взял в жены 19-летнюю Наталью Дзебисову. Год спустя родился первый наследник, названный в честь Гергиева-деда, а затем еще один сын и дочь.
— Валерий Абисалович, кто помог в свое время преодолеть трудности и поднять театр?
— Прежде всего — коллектив: он трудился. Ведь можно найти спонсора, уговорить дать деньги. Но все усилия сведутся к нулю, если нет качественной труппы, способной, как магнитом, притягивать зрителей не только Москвы и Санкт-Петербурга, но и других мировых столиц. Конечно, помогли и мои молодые годы, и способность работать чуть-чуть больше остальных. Если б я работал меньше, люди сразу бы почувствовали. Да, я не жалел коллектив, и ему приходилось трудиться в пять, в десять раз интенсивнее, чем прежде, но еще больше не жалел себя. Это все знают. Я никогда не уходил из театра раньше часа ночи.
Очень много было сделано. Надо знать и понимать, что у нас оркестр — 250 человек, Академия молодых певцов — 150 человек, огромная балетная труппа. Ее многие считают лучшей в мире, по крайней мере, одной из двух-трех лучших совершенно точно. За последние 15 лет мы поставили более 100 новых спектаклей, это очень большая цифра.
— Гастроли вашего театра проходят на сценах театров — мировых музыкальных лидеров: нью-йоркской Метрополитен-оперы, лондонского Ковент-Гардена, миланского Ла Скала, парижской Гранд-опера и др.
— Да, Мариинка довольно часто бывает за границей. На гастроли выезжает по 300—400 человек. Правда, не всегда с моим участием. Так что театр активный, и мы стараемся распределять свои силы одновременно чуть ли не на все пять континентов.
В Америке мы выступаем на самых известных площадках с идеальной акустикой, это крайне важно.
— Как продвигается ваша собственная работа в Америке?
— Я много дирижирую в Метрополитен-опере, может быть, даже слишком много. Среди самых интересных последних работ — произведения Стравинского: балет «Весна священная», опера «Соловей» и опера-оратория «Царь Эдип». Но событием едва ли не более важным стало для меня выступление оркестра Мариинского театра на открытии сезона в Карнеги-холле в Нью-Йорке. Для Америки открытие сезона — очень большая и важная акция, даже не знаю, с чем можно сравнить. В российской современной культуре нет таких параллелей. А там начало и конец театрального сезона, безусловно, главные события года. Один этот концерт, собравший, кажется, всех патронов и спонсоров, принес Карнеги-холлу $2,6 млн.
Оркестр играл замечательно. Мы оказались в центре внимания всей музыкальной Америки. Обычно я не люблю расписывать свои достижения, нет необходимости. Но США — государство, где много всего происходит, один из центров мировой культуры, поэтому такой резонанс важен. А Россия закрепила за собой славу страны, продвигающей на мировую сцену талантливых певцов и музыкантов. Тут мы лидируем. Мою точку зрения, кстати, разделяют многие.
— В Метрополитен-опере работают артисты, уехавшие из России, певцы, в частности. Встречаете ли старых знакомых?
— Там, наверное, 20% — российские певцы. Из них примерно 70% — из Мариинского театра. Америка жителей всего постсоветского пространства считает и называет русскими — и русских, и армян, и украинцев. Я, например, осетин, но мне не обидно, когда меня называют русским, потому что мы всем обязаны колоссальной советской музыкальной школе. Но Россия, может, чуть раньше других бывших республик поняла, что надо укреплять свои главные культурные символы.
— Все это хорошо, Валерий Абисалович, но ведь нужен слушатель, зритель.
— На Пасхальном фестивале в Москве, а он уже стал ежегодным, на открытом воздухе нас слушает до полумиллиона людей. Цифра сопоставима с населением крупного французского или немецкого города. Поэтому я бы не говорил об упадке.
У классической музыки масса поклонников. Уменьшилось ли их число, я не знаю. Но до сих пор на своих концертах я вижу множество людей, в том числе молодых, которые хотят слушать такую музыку. Следовательно, ситуация с классической музыкой не такая уж плохая. И неважно, есть при этом световое шоу или нет.
— Деньги тоже имеют не последнее значение, и вы их нашли…
— Должен сказать, что лет шесть назад спонсорская поддержка в России отсутствовала. А сегодня только спонсорские средства составляют $10 млн в год, причем большая часть — российские деньги.
Я в очередном перелете из Америки не спал и посмотрел два фильма — замечательный чешский и менее качественный американский. И это при том, что бюджет чешской картины раз в сто меньше, чем американской. Мой «мэссидж» читателю в связи с этим такой: далеко не все зависит от денег. Талант, интеллект, острота важнее, чем финансовые вложения.
— Согласна, но вы себе такие «мэссиджи», или послания, позволяете, потому что есть поддержка.
— Да, наш генеральный спонсор — «Газпром». Все изменилось, когда поднялись и железные, и бархатные занавесы. Мы летаем над Европой десятки раз в год и в принципе можем приземлиться и выступить в любом городе. Однажды примерно по такой схеме мы организовали концерты Ла Скала. Я договорился с «Газпромом», который дал два самолета. Останавливались в Вильнюсе, Петербурге и Москве, еще и в Польшу залетели. Красивая получилась акция. «Газпром» и не заметил трат, а для зрителя и слушателя приезд национальной гордости Италии стал грандиозным событием.
Немаловажно, что многих первых лиц страны я знаю лично: прямой разговор всегда результативен.
В целом в России дела идут намного лучше, чем три года назад. Намного! Это касается и поддержки культуры. Правда, вкусы становятся несколько буржуазными, что называется, новорусскими. Но со временем все станет на свои места.
— В ваших, замечу, нечастых интервью вы говорите в основном о работе. Расскажите о собственной жизни. От кого у вас любовь к классической музыке?
— От родителей. Правда, отец — офицер, бывший фронтовик — рано ушел из жизни: сказались полученные раны. Мне тогда было 13 лет, а ему 49. Но он многому успел меня научить.
В музыкальной школе сказали: «У этого мальчика нет чувства ритма и музыкальной памяти». Хотя я упрямо и настойчиво выстукивал нужный ритм (точнее, чем экзаменовавшие), все равно получил двойку. Маме не хотелось мириться с мнением педагогов, и мы пошли к другим.
В школе я побеждал на математических олимпиадах, и в конце концов учителя вызвали родителей в школу и заявили: «Ваш сын — прирожденный математик, а вы отвлекаете его музыкой». Родители рассудили иначе, и я продолжил занятия, поскольку страсть к музыке оказалась сильнее.
В том, что у меня все так сложилось, огромная заслуга моей семьи. Мама никогда не руководила театром, но, когда я в своей работе готов был сделать ошибку, она всегда это понимала и предупреждала меня. И что удивительно, всегда оказывалась права.
— Вы сформулировали для себя принцип руководства театром?
— Безусловно. Лидер должен быть лидером. Если он не идет впереди дивизии или театра, дело не двинется. Вот в семь часов вечера в зрительном зале потушили свет — и надо что-то делать на сцене. Приказами: делай это или то — здесь не ограничишься, тут природные качества нужны. Творческому организму надо ощущать присутствие вожака.
Я не стараюсь намекать на свои лидерские качества, но должен сказать, что себя я не щадил. Не говорю, что был талантливым дирижером, или очень красиво дирижировал, или много думал о музыке — это все лишние слова. Но в жизни физически вожак должен беречь себя в последнюю очередь, а коллектив — в первую, прежде всего. Других удачных рецептов я не знаю.
Лидер ставит перед собой грандиозные цели и идет к ним без ссылок на плохое государство и «про нас забыли». Я категорически не принимаю такие установки. Если ты лидер — пробейся к президенту, премьер-министру, дай гневное интервью, сделай что-то! 1991—1995 годы были для нас самыми жуткими. Но мы были молоды, а я — так еще, можно сказать, и зверски энергичен. Потому что не мог спокойно видеть, как национальные символы рушатся один за другим, будто карточные домики. Сегодня уже можно говорить об этом без надрыва, а в то время все разваливалось и все разбегались. Но нам удалось сохранить былое величие Мариинки.
— Откуда берет начало ваш опыт руководителя?
— С молодости. Дирижеру перед генеральной репетицией с участием 300 человек: оркестра, хора, певцов, ассистентов режиссера, осветителей и так далее — надо уметь заинтересовать их. Как только дал слабину, или даже еще до того — и тебя уже никто не слушает. Иногда стоит решиться на неординарный поступок, неожиданный, заставляющий обратить на себя внимание. Мне едва исполнилось 28 лет, когда мне предложили возглавить оркестр в Армении. Наездами: я не мог уехать из Ленинграда. По сравнению с театром оркестр показался совсем маленьким коллективом. Но он мне был необходим, несмотря на то что затея стоила здоровья: приходилось очень много летать. Зарабатывал я прилично, к тому же меня всегда вкусно кормили в домах моих друзей, спасибо им. Но все гонорары уходили на перелеты. С Божьей помощью я все выдержал и вышел из этой истории с колоссальным опытом.
— Скажите, а солистов из других театров страны вы в свои проекты не думали привлекать?
— Я не хочу никого перетаскивать к себе специально. Мы живем уже в совершенно другом мире: не обязательно приносить трудовую книжку и отмечаться в табеле. Метрополитен-опера, например, не имеет собственных солистов, она просто заключает контракты с дарованиями и дает им возможность через два-три года проявить себя.
Наша система гораздо мобильнее. Если я сам замечаю или мои помощники рекомендуют мне талантливого исполнителя, есть все шансы буквально за три-четыре месяца вывести его в звезды. Я люблю рисковать, хотя иногда риск заканчивается неудачей. Может, и не стоит взваливать на молодые плечи такие испытания, но так мы работали в 90-х годах в трудных финансовых условиях. Не бегали по кабинетам в поисках денег, а просто делали много чего интересного и хорошего. Потом скорее за нами бегали, чтобы показать в Японии, Европе или Америке. Богатство наше измерялось не бюджетами, а идеями.
Не так давно мы поставили весь цикл «Кольцо нибелунгов» Вагнера на немецком языке — огромный труд с фантастическим сценографическим решением. Кому-то нравится, кому-то нет. Но эта работа не уступает образцам, которые по многим показателям считаются сегодня лучшими в мире…
— Кстати, насчет «кому-то нет». Вы следите за критическими отзывами о постановках Мариинки?
— Знаете, великий дирижер Джордж Шолти однажды сказал мне: «Никогда ничего о себе не читай. Потому что если будешь верить хорошему, то должен поверить и плохому». Я его послушался и не читаю, хотя, разумеется, и не пренебрегаю мнением о наших спектаклях.
— О вас изредка можно услышать: «менеджер Мариинки»…
— Для генерального руководства театром не обязательно быть менеджером, но важно не быть полным дураком. Я не Сорос и не Билл Гейтс, у меня нет своего бизнеса. Но я возглавляю один из самых крупных и динамичных театров России и мира. У нас есть спектакли по $3 млн, большие проекты. Что-то я беру на себя, что-то берут на себя мои помощники. Бывает, ругаемся, не сходимся во мнениях, но без оскорблений и без ненависти. Мы стараемся полностью изжить в театре желчную зависть друг к другу. Проявления недружелюбия абсолютно не поддерживаю, эту отраву надо искоренять.
— Своих сыновей на родину, во Владикавказ, уже возили?
— Наверное, я виноват перед сыновьями, что пока не привез их в Осетию. Сам я рос без выставления на показ. У меня были причины считаться не самым незаметным мальчиком в этом городе, но меня никогда специально не «демонстрировали». И слава богу. Я не думаю, что надо портить детство ребенку. Я в этом убежден, иначе с человеком происходят вещи, которые потом трудно поправить.
— Музыкальное училище, где вы учились, носит ваше имя. Что вас с ним теперь связывает?
— Вы знаете, училище названо моим именем, скорее всего, для того, чтобы поощрить надежды как родителей, так и самих юных музыкантов. Все-таки по происхождению я осетин, вырос в Осетии, многие меня там знают и, глядя на мою творческую судьбу, планируют собственное творческое и артистическое будущее. Я бы очень хотел, чтобы на всем Кавказе жизнь быстрее вошла в нормальное русло. Это замечательно красивый край, и там много талантливых людей.
— Вы много лет связаны с Питером. Можете назвать себя петербуржцем?
— Я не случайно попал в Петербург 30 лет назад. Вообще ничего не бывает случайным. Первый раз приехал в апреле, помню, шел снег, дул промозглый ветер — огромная разница с Владикавказом. А экзамены проходили в июне, в период белых ночей. Это было замечательно! Да и кто может выдержать искушение белыми ночами? Только человек без воображения, не способный видеть красоту вокруг себя. Хотя тогда я никак не думал, что свяжу жизнь с этим изумительным городом.
— Вам в Америке не предлагали постоянный контракт?
— Мое будущее здесь. А в Америке у меня масса друзей. Пять лет назад они отказывались верить, что я не ищу постоянное место в Нью-Йорке, хотя я совершенно определенно высказывался на этот счет. Единственный человек, который меня понял, — генеральный менеджер Метрополитен-оперы Джозеф Вольпе. Он сказал: «Мы, конечно, предложим Гергиеву позицию руководителя, но я знаю, что он не согласится, потому что “женат на Маринке”».
— Вы можете на репетиции появиться перед оркестром в футболке с коротким рукавом и на спектакле за пультом — в черной стильной рубашке. Что вам в одежде важно?
— То, что нравится и удобно. Одежда должна быть комфортной, ласкать тело. Не человек должен служить одежде, а она ему. Тем более что мне еще иногда надо размахивать руками. Модные марки для меня особой роли не играют, хотя я уважаю всех, кто добился успеха, модельеров в том числе.
— И последний вопрос. Вы живете в крайне насыщенном временном графике. Наверное, очень устаете?
— Я в таком графике живу уже много лет. Не считаю, что он самый лучший, но иного пока не смог наладить. Те, кто делает девять дел одновременно, всегда найдут время для десятого. Другие не могут сделать ничего, но постоянно жалуются на нехватку времени. По-настоящему деловые люди на поверку оказываются гораздо более талантливыми. Есть даже такая поговорка: хочешь, чтобы что-то было сделано, попроси об этом самого занятого человека.
Хотя в последнее время для меня гораздо более важно чуть больше бывать с семьей, чуть больше заботиться о здоровье. А одно из главных удовольствий в жизни я нахожу в общении. Особенно если оно приносит мысли. С человеком, способным подарить мне мысль, я готов проговорить до трех часов ночи, даже если он и не музыкант.
Справка «БОССа» Гергиев Валерий Абисалович, директор и главный дирижер Мариинского театра. Родился в 1953 году в Москве в осетинской семье, вырос во Владикавказе. В 1977 году окончил Ленинградскую консерваторию. В 1976 году одержал победу на конкурсе дирижеров Герберта фон Караяна в Берлине. С 1978 года — дирижер Ленинградского театра оперы и балета им. С.М. Кирова, с 1995-го — руководитель Роттердамского филармонического оркестра, с 1997-го — главный приглашенный дирижер Метрополитен-оперы в Нью-Йорке. Народный артист России, лауреат Государственной и Президентской премий, премии «Триумф» и многих других международных наград.
Босс №10 2004 г.
